– Жалко Мискува, – тяжко вздохнул Георгий Мефодьевич, взъерошив свою и без того растрепанную седую шевелюру. – Характер у него, конечно, был не сахар, да и людей он поболее моего не любил, а все одно жаль. Цельный мужик, ни под кого не стелился, жил всегда только по своему разумению. Таких нынче не делают.
Я не мог не навестить старого колдуна, который по сию пору так и обитал в доме Метельской. Во-первых, того требовали элементарные правила вежества, во-вторых, о том меня попросила сама Светка. Ну и еще кое-какие темы мне нужно было с Поревиным обсудить, важные как для него, так и для меня.
– Жалко, – подтвердил я. – Хотя насчет того, что он людей не жаловал – не соглашусь. Не показалось мне так. Устал от жизни – да, такое он мне говорил. Но в остальном… Если бы ему на человечество было плевать, на кой он Куль-Отыра своим посохом так гонял? Ну есть старый бог и есть. И пусть будет, что ему за печаль? Да и вреда от него особого ждать не приходилось. Но Мискув ведь в эту свистопляску ввязался, да еще как.
– Дурак ты, паря, и уши у тебя холодные. – Колдун бросил в стакан с чаем пару кусков сахара. – Мискув был кто?
– Кто?
– Шаман. И этим все сказано. Ему что Куль-Отыр, что Самсай-ойка, что прочие представители темной стороны не друзья и не сваты, а недруги первейшие. Он Нуми-торуму и богине-матери Калтащ всю жизнь молился, как дед его, прадед и куча предков до них. Долг он свой исполнял, понимаешь? Родовой. Надоело жить, не надоело – а надо, кровь пращуров взывает. Да и сами они с него спросили бы после того, как он на ту сторону ушел, мол, чего в стороне отстоялся, когда должен был пойти и не пустить темного владыку обратно в мир? А там не тут, в пещерах не спрячешься.
– Думаю, не только в этом дело, – покачал я головой. – Мне кажется, он нас пожалел, что ли. Понимал, что людей мы, может, перебьем, а вот бога, пусть даже слабого, пусть в виде тени, не одолеем. Вот и влез в драку.
– Может, и так, – не стал со мной спорить старый колдун. – Поди знай, что у него в голове творилось? А теперь и не спросишь. Но все же жаль этого старого упрямца. Ох, жаль! Совсем поговорить скоро не с кем будет.
