В Ашане всегда холодно, особенно в отделе молочных продуктов, где я стою между витрин с йогуртами.
Старика, которого я приметил, заинтересовали греческие. Он потирает стекла очков и отчаянно вглядывается в маленькие буковки на этикетках. Не подозревая о том, что больше никогда не сможет вернуться домой. Он ничем не отличается от всех своих ровесников, которых я лишил жизни за свои обращенные двести лет.
Жалость внутри меня спорит с голодом и голод как всегда сильнее. Я живой упырь, прямо как из детских страшилок – и у меня нет выбора. Я хищник, точнее людоед и фарш из свинины и говядины, который также продается в Ашане, где я работаю – мне не подходит. Жизнь или смерть троих таких же упырей как я, зависит от того замочу я этого старика – сегодня или нет.
Старик наконец положил самый маленький йогурт в свою почти пустую корзинку и направился к кассам самообслуживания, доканывать админов чтобы ему помогли пробить покупки.
Все, что от меня требуется – это пройти за ним и лишить жизни так, чтобы и следа мокрого не осталось.
В отличие от нашего главного – Люция, я могу это сделать максимально незаметно, на сколько это возможно. В последний раз, пару месяцев назад, когда я никак не смог завалить подроста в одном из парков, а мы критично долго голодали, первый – Люций сделал это за меня с молодой женщиной. Ее останки – волосы, зубы, что-то из костей, части кишок и телефон с включенной геолокацией, но с разбитым экраном нашли в Валуевском лесу в полиэтиленовом пакете.
Ламия – малышка Мия, уже засобиралась куда-нибудь подальше – например на Кубу, но первый ее остановил. Он рассчитал, что информация о нашем ужине, не появится в новостной ленте. То, что он сделал было слишком жестоким.
Старик уже расплатился и упаковался в бесплатный пакет с ручками, который взял в овощном отделе. Клыки у меня во рту стали расти от нетерпения, голод шептал, что он старый и слабый и уже очень близок к тому, чтобы пойти домой и закончить свой жизненный путь.
Ужасной смертью.
Давно меня не посещал голос совести и сейчас, когда мои глаза чернеют, а я постепенно обращаюсь в чудовище, мне меньше всего хочется его слышать.
Она здесь.
Я каменею, и подошва ботинок прилипает к полу. Да, теперь мое осознание понимает, что это так. Она здесь.
