Осень ползет-стелется по земле золотой травой. Наливается в диких яблоках алым цветом, устилает листопадом оленьи тропы. Голос ее – крик воронья в предрассветном тумане. Дыхание ее – рябь на темной глади лесного озера.
– Снова кровь на пороге, – переговариваются испуганно слуги. – И дождь не смыл. Словно тронуть не посмел. Капли от двери до самой опушки тянутся. «Приходи, дорогой гость. Иди по моей тропинке, не заблудишься».
Осенью шепот леса не слушай и глазам не верь.
– Лошади на конюшне тревожатся. Собаки в кучу сбились, скулят, – качает седой головой главный егерь. – Охота в такую-то пору – не к добру.
Шершавыми руками оглаживает лоснящиеся бока кобыл, треплет за тонкие черные ноздри. «Тише, хорошие, тише. На все воля господина. А нам только слушать, да кланяться. От воли королевской не убежишь».
Кухарка на рассвете воду выплескивала. На небо – серое, будто камень у дороги – взглянула, шепнула, как бабка учила: «Все мое – твое, Господин: смерть, жизнь, судьба. Возьми половину и оставь столько же. Только сердце не тревожь, к себе не зови». Шепнула и почувствовала себя старухой.
***
Туман ползет по склонам холмов. Белый саван на бесстыжем золоте. В сердце оцепеневших лесов живет Король Ольхи. Говорят, вместо короны у него оленьи рога. Вместо драгоценных камней он вплетает в волосы беспокойные сны, рожденные под полной луной над болотной топью. Вместо шелка он окутан мглой, и лица его не видел никто. Кто увидит – тот дороги домой вовек не найдет.
Звезды не успевают погаснуть, когда старый Герхард пихает Акхеля в бок. Старику не спится, а мальчишке дай волю – весь день бы продрых. Но работа не ждет. Скоро придет слуга Его Величества, спросит, готова ли свора, взнуздан ли конь.
Сплетники говорят, королю уже сотня лет. Но феи выковали его сердце из горного хрусталя, и время более не властно над ним. Потому и живет вдали от посторонних глаз посреди бескрайних лесов. Каждое утро король выезжает на охоту: на пшеничных волосах – железный венец, на плечах – плащ, подбитый мехом. Вороной конь грызет удила, косит глазом, ждет, когда шпоры вонзятся в бока. Рядом – свора гончих, у каждой на груди полумесяц – отметина благородных кровей. Но зайцам и косулям нечего тревожиться, не по их душу поет охотничий рог. Королю желанна только одна добыча – лишь его голова.
