Я пообещал себе, что не забуду его и буду присылать письма как минимум каждый месяц.
Сейчас я понимаю, что свободным человека делает доброе интеллектуальное общение, что от озверения спасает человеческое слово. Впрочем, заключенному мало дела до изящества слога. Письмо для узника есть средство выживания души.
Эта история о человеке, который смог перенести тяготы тюремной жизни, умел и в таком положении помогать сокамерникам не озвереть.
Герой не слишком заботился о соблюдении правил русского языка. Кое-где читатель может встретить знак [нрзб]. Он означает, что распознать слово не удалось, кое-где (читатель сам догадается где именно) слова были удалены как недозволительные.
Привет, родной. Письменные беседы – это замечательно и круто, шли свой адрес почтовый с индексом или побольше бланков ответа, а то на одном бланке не разгуляешься особо, и тогда с удовольствием буду тебя услаждать описанием этого гремящего решетками мира, достаточно своеобразного и глубокого для любого, кто умеет наблюдать.
Прямо сейчас я сижу на пальме (верхняя койка), поглубже утыкав берушами уши. Два моих соседа по хате (камере) до исступления смотрят телевизор, будь он неладен. Телик раздражает, но с берушами норм. Готов и с радостью буду беседовать с тобой. На пальме очень хорошо, не совсем удобно, но хорошо, больше света, а свет тюремных ламп – это стратегический ресурс чтения и письма.
Я тоже ощущаю родство, особенно побывав внутри твоих мыслей и литератур, книга твоя зашла. О жизни я, безусловно, расскажу, и про то, как тут и как там, все по порядку. На основные твои вопросы я отвечу позже, тут уже и так мало места для пера. Если только коснусь вопроса о пожертвовании книг, это процедура возможна, я узнаю подробности и тебе напишу. Библиотека тут есть, залетают иногда достойные книги, типа Гая Антония {нрзб}, Анри Барбюсы или Ремарка, но все реже. Кто сидит, в основном налегают в телик, кто старожил – пялятся в глазки камер, и так проходит каждый день… Ну вот бланк и кончился, напишу приличное письмо ныне вечером.
