Существуют в мире нашем бренном, в углах пыльных, Божьим светом не озарённых, создания мерзкие, охочие до душ христианских. При всяком случае удобном стараются они завладеть душами и телами рабов Божьих.
Вьют логова твари нечистые в местах проклятых и предаются разгулу в ночи волчьи, осенние, когда зацветает Ведьмин цветок…
Из книги «Бич тьмы» клирика Белозара, непримиримого ревнителя веры
– На живот! На живот старайся лечь, Прокоп! – хрипло выкрикнул Герман, протягивая руку утопающему.
– Не могу, барин! Мочи нет! – Прокоп отчаянно бился в зловонной чёрной жиже болота, неумолимо засасывающей его.
– Всеволод, да что же вы стоите? – негодующе воскликнул Герман, метнув сверкающий взгляд на третьего из компании. – Найдите какую-нибудь палку.
Всеволод, помедлив, неспеша подошёл к сухому дереву и, с легкостью отломав длинный сук толщиною с крестьянскую руку, вернулся к месту разыгравшейся трагедии.
Прокоп уже скрылся по горло в болоте, когда Герман протянул ему спасительную ветку. Утопающий схватился за неё дрожащими руками и спустя несколько мгновений был вызволен из страшного плена трясины.
Крестясь, он отполз от смертельного омута и, стряхивая с себя бурые водоросли да жирных пиявок, забормотал:
– Барины, отпустите до хаты! Место проклятое, верно толкую вам! Я ведь всего лишь крестьянин! Мужик чернотопский.
– Ты не просто мужик! – возразил Герман. – На тебя возложена великая миссия по поиску знатного нотариуса Ставропольской губернии Нестора Неглицкого. И потом, – примирительно продолжил он, заботливо убирая пиявку, присосавшуюся к шее крестьянина, – ты наш проводник. Как мы найдем дорогу обратно?
– Полно вам, Герман, – вмешался третий, – вы хоть и знатный сыщик, но дело гиблое. Никто не выходил живым из Чернотопской трясины. Верно, нотариус наш кормит пиявок на дне.
Он медленно обвёл тяжелым взглядом просторы черно-бурого болота, подёрнутые зеленой дымкой зловонных испарений.
– Верно, верно барин толкует, – затараторил крестьянин. – Все, кто без проводника в особняк к старой Марфе хаживали, все сгинули!
– Даже старый извозчик в трактире за два золотых отказался везти нас в эту глушь, – критично заметил Всеволод. – Болото после дождей разлилось.
Герман помолчал, бросив оценивающий взгляд на Прокопа, напоминающего водяного из местного фольклора, потом на багровый диск солнца, садящегося за лиловые холмы, достал записную книжку и начал делать какие-то заметки.
