В бескрайних песках золотоглазой богини Мэй обитает одно необычное и крайне упорное создание – моолонг.
Крохотный моолонг начинает свой путь в глубине мира, у вод Спящего Дракона. На его теле нет ни волоска, ни чешуйки, всё оно покрыто желеобразной слизью. Шесть небольших толстых лап, круглая безглазая голова на короткой шее, широкий хвост…
Выбравшись из холодного потока, моолонг держит путь к опалённой жаром поверхности. Достигни он цели сразу – его ждёт неминуемая гибель: или выжжет Орт, или проглотят хищники.
Но, вместо того чтобы вернуться в безопасную тьму, это странное создание упорно карабкается к свету. Витиеватыми тоннелями, сквозь слои времени и истории. Его крохотное тельце крепнет, обрастая песчинками, ракушками, остатками жуков, плоскими косточками глубинных землероек, забытыми перьями тук, чешуйками пустынных змеев… Чем больше мусора, тем надёжнее панцирь. Растёт моолонг, и растёт его броня. И однажды наступает день, когда ему не страшны ни хищники, ни огненные щупальца светила, ведь он перерос первых и надёжно укрылся от вторых.
Бывает, моолонги достигают таких размеров, что походят на маленькие острова, и если присмотреться к их покрову, то можно увидеть места, где они побывали, и врагов, которых пережили. Моолонгов, прошедших от края до края пустыню Мэй, называют тарука (tha’rukha) – караванщик.
Так и любой тхару – бист, аллати или элвинг – оставляет следы на песке, а песок приклеивается к нему. И всегда есть «моолонг», склеивающий судьбы многих. Он держит путь, не ведая, что жизнь его – это нить, нанизывающая души других и сводящая их в единый узор.
На Мэйтару говорят: «Чтобы лучше понять произошедшее, найди своего моолонга и пройди его путём».
Тусклый свет усталых ламп окрашивал сердце омэйру[1] грязно-золотым. На ладони биста прозрачный камень выглядел особенно крохотным: каплевидный талисман напоминал застывшую слезу. Линии жизни причудливо выгибались под ним, вздувались, превращались в шрамы. Песок, ставший стеклом; камень, обернувшийся оберегом. Крупинка одной из легенд, которыми так славилась земля Мэй.
Шёлковый шнурок с пропущенной внутри жилой казался ещё тёплым. Сколько лет он не снимал его с шеи?
Бист обмотал шнур вокруг ладони. Чёрные кольца скрыли предначертанные линии судьбы, проложив новые. Жила натянулась, шёлковая обмотка впилась в кожу, ещё немного, и даже огрубевшая плоть не выдержит. Теперь сердце стучало в ладони. Словно камень ожил.