Сад расходящихся тропинок
Девушка из comptoir1 считает, что её мир гораздо менее драматичен, чем мир герцогини: на самом же деле герцогиня так же тоскует в своем ослепительном дворце, как и романтически настроенная буфетчица в своей убогой, темной клетушке.
Хосе Ортега-и-Гассет “Мысли о романе”.
1
История эта банальна. Что, впрочем, немудрено в моей серенькой, невзрачной жизни. К чему, спросите вы, писать об этой маленькой жизни, об этих меленьких, смешных страстишках? Жил, жил, спотыкался о камешки, так и спотыкался бы о свои камешки, мало ли таких как ты! А если бы все стали свои писюльки выставлять на обозрение, кто бы тогда читал книжки? Сам Гомер утонул бы в этом болоте из буковок! Буль!..
Но, может быть, это скрасит несколько твоих минут, может быть, ты узнаешь о своем прошлом отсюда больше, чем из наших скупых объяснений, сдобренных стыдливостью…
Я ехал в автобусе, обычном рейсовом автобусе 157 маршрута, на мягкое кресло которого плюхнулся с особым удовольствием, ибо знал, что вечером в направлении центра он едет почти пустым, поэтому никакая суровая бабушка не будет унижать себя уступленным мною местом. Я ехал с удовольствием еще и потому, что взял с собой купленного только вчера Макса Фриша (о нем особый разговор) и направлялся к другу, а может быть больше к подруге, к своей подруге, с которой жил мой друг. Это было тем более приятно, что я не видел их почти два месяца, что скоро моя свадьба, что погода стала налаживаться после отвратительнейшего августа, что был вечер, что я собирался не спеша проехаться по маршруту 7 троллейбуса (о котором тоже отдельный разговор), что у меня не было никаких забот и проблем, в руках Макс Фриш, и впереди милая улыбка…
“В течении всех трех часов, пока мы ждали посадки на самолет, Айви без умолку болтала, хотя уже знала, что я наверняка на ней не женюсь…”
В аэропорт мы приехали рано утром. За два часа до вылета. Странное чувство заброшенности. Она не решалась ко мне подойти, хотя была рада, что я предпочел видеть её до последнего, до того пока она на одиннадцать месяцев скроется в прозрачных лабиринтах аэропорта; а не ловить в этот ранний час кусочки сказочных сновидений.
Я сидел на пластмассовом кресле и, честно говоря, не понимал, зачем я здесь? Чтобы еще раз унизить себя? О, эта великая любовь! Я просто играл по правилам. По своим правилам, которые придумал в детстве: женщину надо боготворить! О, это чудесное создание! Сейчас оно стояло в окружении своих родственников и немногих друзей и бросало на меня благодарные взгляды. Её родители ничего не знали обо мне, её брат смутно догадывался, но сейчас был занят выслушиванием наставлений (он тоже улетал вместе с ней), чтобы обращать на что-нибудь внимание. Благодарные взгляды. Я очаровывал её своим трубадурством. Потом были письма, много писем, почти каждые две недели по новелле. Она говорила, что они согревали её вечерами в Тусоне (ох эти морозные вечера Аризоны!).
