Генрих VIII и шесть его жен. Автобиография Генриха VIII с комментариями его шута Уилла Сомерса

Дорогая Кэтрин.

Я умираю. Вернее, близится мой смертный час – тут есть легкая (хоть и неутешительная) разница. А именно: умирающий уже не может писать письма, в то время как осознающий неизбежность скорой своей кончины еще способен взяться за перо. Что и доказывает сие послание. Милая Кэтрин, не спешите возмущаться и протестовать. Мы давненько не виделись (сколько уж лет минуло с тех пор, как вы отправились в изгнание в Базель). Сейчас вы не узнали бы вашего старого знакомца. Я и сам-то нынче с трудом узнаю себя, когда опрометчиво разглядываю собственное отражение, – подтверждая сим, что суетность живет в нас едва ли не до последнего вздоха. Себялюбие мы обретаем чуть не с колыбели и не расстаемся с ним до гробовой доски. И вот я, успешно и прибыльно для себя высмеивавший перед государем кичливых придворных, нынче сам поддался известному людскому пороку и пялюсь в зеркало тщеславия. И на меня оттуда таращится незнакомый старикан бесспорно непривлекательной наружности.

Но мне ведь стукнуло четверть века, когда ныне покойный король Гарри (тогда еще в расцвете молодости) приблизил меня к себе. А минуло уж десять лет с тех пор, как он покинул сей мир, и именно последние дни его пребывания на земле подвигли меня на сие письмо. Позвольте перейти прямо к делу. Вам известно, что я никогда не отличался чрезмерной чувствительностью. (По-моему, как раз эта черта и нравилась Гарри во мне более всего, поскольку сам он являлся образцом неисправимой сентиментальности.) Мне хочется передать вам небольшое наследство от вашего отца. Я знал его достаточно хорошо, даже лучше, чем вы сами. Он был замечательным человеком, и, полагаю, его крайне не хватает даже прежним его недругам.

Что до меня, то я мирно живу в кентской деревушке. Она находится достаточно далеко от Лондона, и это в некоторой степени защищает меня от ложных обвинений, однако расстояние до столицы не столь велико, чтобы я не услышал о наветах против иных придворных особ. В Смитфилде запылали очередные очистительные костры, вероятно, до вас уже дошли сведения о том, что там поджарили Кранмера, Ридли и Латимера