Она сидела на скамейке и пила пиво из стеклянной бутылки, когда дверь подъезда отворилась и показался он, совсем не похожий на все, что было во дворе. Почти все, кто его в тот момент увидел, сочли его забавным: он был в вязаном свитере, сильно растянувшихся домашних штанах и резиновых тапках. В каждой руке он держал по большому пакету с мусором; отыскав взглядом мусорный бак, который ранним утром кто-то зачем-то отодвинул на противоположный край двора, он направился к нему, не глядя ни на кого и ни на что. Дети, качавшиеся на качелях, о чем-то весело зашептались, пожилая женщина, сидевшая у подъезда, неодобрительно покосилась ему вслед. Человек в вязаном свитере выбросил мусор и пошел обратно к подъезду. Дети следили за ним, широко улыбаясь и совершенно не стесняясь своего любопытства. Человек шел, опустив голову, как будто боялся навредить кому-нибудь взглядом. Когда дверь подъезда захлопнулась за ним, пожилая женщина неодобрительно высказалась о человеке в вязаном свитере, заметив, что и без него у них в доме много таких как он.
Вскоре день пошел на убыль, дети разошлись по домам; она оставила пустую бутылку под скамейкой и медленно пошла вдоль двора, раскинув руки в стороны и воображая у себя под ногами узкую рейку, с которой в любой момент можно сорваться. Обойдя весь двор, она пошла вдоль дома, так же медленно и с раскинутыми в стороны руками, не обращая внимания на тех, кто обращал внимание на нее. Небо краснело, солнце понемногу становилось меньше; дойдя до конца дома, она опустилась на корточки и стала наблюдать за раскинувшейся над городом бесконечностью. Руку вдруг стало колоть; она отдернула рукав до плеча и умиленно всмотрелась в открывшийся ей узор, который давно знала наизусть. От самого плеча до запястья спускались нестройные ряды шрамов, многие уже почти исчезли, но некоторые были совсем свежие. Большинство из них она оставила себе с завязанными глазами или в темноте, не зная наверняка, куда именно попадет. Наиболее отчетливые шрамы формировали какой-то невнятный рисунок – то ли розу, то ли глаз, внимательно следящий за верностью ее движений каждый раз, когда она бралась за себя. Рисунок этот целиком помещался на запястье; в очередной раз убедившись в этом, она улыбнулась самой себе как в те моменты, когда кто-то уличал ее в какой-нибудь беззлобной лжи.