Живая ласточка языка – так названа книга не только с памятью о Мандельштаме, но и с памятью о Выготском, который вспоминает в финале своей книги «Мышление и речь» стигийский звон. Этот уникальный опыт со-воспоминания вместе с Мандельштамом и позволил Выготскому дать совершенно небывалую интерпретацию «внутренней формы слова». Но на самом деле, все интерпретации внутренней формы слова, рассмотренные в этой книге, небывалые. Социолингвистика – редкостная возможность для социолога оказаться среди вещей, которые все не такие, к каким мы привыкли.
Мы, как и в прежних своих книгах, исходим из последовательного социального конструктивизма, и в этой книге столь же последовательно отвергаем слишком поспешные выводы из социального функционирования языка, все эти «языковые картины мира» и «миросозерцания». Дело не в том, что такой особой картины мира быть не может, а в том, что это утверждение недостаточно проблематизирует картину, с ее рамой, поверхностью и глубиной, фактурой и уходящей от фактуры реальностью.
Также не надо ждать от этой книги разбора тех случаев, которые могут быть проверены только полевыми исследованиями, например, функционирования профессионального жаргона или ситуации на фронтире, соприкосновения нескольких наций и их языков. Этому посвящены специальные учебники и руководства, которые можно найти в библиографии. Скорее, эта книга, как философское введение, создает теоретические условия для таких полевых исследований, не сводя учение о языке к тем готовым терминам, узко и ситуативно понятым, которые могут помешать настоящему размаху этих исследований. Внимательный читатель увидит, как именно в данной книге «энергийное» понимание языка помогает организовать такие исследования.
Книга подразумевает, что читатели разделяют те же ценности, которые исповедует их автор. Поэтому минимальным условием чтения этой книги я считаю принятие моих переводов как правильных, прежде всего, переводов Платона и Аристотеля, опубликованных и широко обсуждавшихся. Неприятие этих переводов только свидетельствует о себе, что эти критики живут до Выготского, до Бенвениста, до Деррида, до всех, кто мыслил язык и перевод как истолкование и со-мыслие, но не как выполнение каких-то окостеневших правил с зыбкими ссылками на отрывки из школьной грамматики.
