Полуночное солнце

Он уже успел пересечь половину Англии и почти добрался до дома, прежде чем его заметили. Июньский день разгорался, и железнодорожные вагоны нагревались все жарче и все сильнее воняли куревом, а на пересадочных станциях толпилось все больше народу. В поезде, выехавшем из Нориджа, ему пришлось убеждать по-матерински заботливую женщину с мяукающей корзиной на коленях, что в Питерборо его встречают. Хуже всего было ожидание очередного поезда, и в Питерборо, и потом, почти пять часов спустя, в Лидсе: вокзалы превратились в пещеры, полные великанов, каждый из которых мог его схватить. Но стоило ему сесть в Лидсе на поезд до Старгрейва, как он решил, что теперь в безопасности. Ему и в голову не пришло, что чем ближе к дому, тем больше вероятность, что кто-нибудь его узнает.

У него в носу стоял затхлый запах вагона, а сердце стучало громко, словно колеса поезда. Он жалел, что не купил в дорогу еды, но после оплаты проезда из Нориджа от его сбережений осталось всего несколько пенни. Он с трудом сглотнул пересохшим горлом и принялся старательно дышать, пока не исчезло ощущение угрозы, порожденное влажной жарой раннего лета и поездом, который, раскачиваясь, несся через городскую окраину к вересковым пустошам Йоркшира. С каждой новой остановкой открытые всем ветрам холмы за домами как будто придвигались ближе и становились круче. Теперь пассажиры чаще выходили, чем входили, и когда за окном распахнулось поросшее вереском пространство, он и вовсе остался в вагоне один.

Небо становилось бледнее по мере того, как поезд приближался к нему. Склоны холмов, глянцевые от травы или ощетинившиеся английским утесником и вереском, подпирали голые известняковые кряжи, возносившиеся над рельсами. Зазубренные каменные стенки, напоминавшие ему хребты динозавров, разграничивали пастбища, по которым врассыпную бродили овцы. Ему показалось, что знакомые пейзажи приветствуют его. И это ощущение, и еще усталость от долгого пути, позволили ему погрузиться в дремоту и забыть, ради чего он возвращается домой.