Дверь кабинета завуча, откуда последние минут пятнадцать доносились крики и ругань, с треском распахнулась, и в коридор вылетела маленькая женщина в распахнутом светлом пальто, с рассыпавшимися по плечам белокурыми волосами и чёрными потёками туши на мокром от слёз лице.
– Имейте в виду! Если с моим ребёнком что-то случится, я от вашей школы камня на камне не оставлю! – надрывно прокричала она, обернувшись и потрясая маленьким костлявым кулачком в сторону двух застывших в дверях педагогов, которые молча, опустив руки, с раскрасневшимися от долгого спора щеками смотрели ей вслед….
Примерно за неделю до этого дня, наводя порядок на письменном столе в комнате сына, Ирина случайно наткнулась на сложенный вдвое тетрадный листок, который она, прежде чем выбросить в мусорную корзину, машинально развернула… Быстро пробежала глазами похожие на поваленный забор строчки: «Я так устал. Я больше так ни магу. Что бы я ни сделал, она всё равно паставит мне «2»… Мне кажится, мне лутше умереть. Думаю, если я умру, она наканец успакоится. Ей будит легче». Ирина почувствовала, как холодок пробежал по спине. Она перечитала записку ещё раз, медленно сложила её и, минутку поразмыслив, сунула в карман своего домашнего костюма.
А сегодня она трясла этим тетрадным листком перед лицом учительницы математики и с глазами, полными слёз, повторяла:
– Вам что, «тройки» жалко? Жалко несчастной «тройки», да?!
Инна Викторовна, учительница математики, вся прямая, холодная и безупречная, словно Снежная Королева, не меняясь в лице и почти не повышая голоса, упрямо твердила о том, что Богдан ничего не умеет решать, и аттестовывать его по математике она не будет. Однако даже она к концу разговора разволновалась, и её белоснежное лицо стало ярко-розовым, а льдисто-синие глаза словно начали оттаивать…
– Ирина Вадимовна, пожалуйста, успокойтесь! – снова вступила в разговор завуч, стараясь перекричать вопли доведённой до отчаяния мамаши. – Послушайте меня! Учитель не имеет права ставить удовлетворительную оценку, если ребёнок не осваивает программу. А ваш сын не может её освоить, просто не может, поймите вы! Сколько раз мы вам говорили – пройдите специальную комиссию, и мы будем обучать Богдана по облегчённой программе!
При этих словах мать вся будто ощетинилась, лицо её искривила гримаса боли, и она заговорила уже негромко, отчеканивая каждое слово:
