– Бежим, Элио, бежим!
Под нашими ногами хрустят ветки, камни и шуршат опавшие листья. Босые ступни уже горят, но нам нельзя останавливаться. Нельзя оглядываться. На наше поселение, что горит у нас за спиной. На смерть, что пирует там. Ведь иначе она точно увидит и догонит нас.
– Сестренка, я больше не могу!
Элио хнычет. Ей страшно. Она устала. Она еще совсем маленькая и не такая выносливая, как я. Разбуженная криком матери она видела лишь горящие дома, но не видела, как стрела пробила грудь нашему соседу мистеру Генри. Она не видела…
Меня тошнит. У меня от ужаса и горя готово остановиться сердце. Я с трудом заставляю себя бежать, но продолжаю тащить сестру за собой. Ведь если я сейчас ее брошу – у меня никого не останется. Никого…
Как же страшно!
Нам надо бежать! В лес! В лес, до которого осталось совсем немного! В лес, в который нам запрещала ходить мама…
Но мамы больше нет, и лишь в лесу смерть сейчас не догонит нас.
– За нами кто-то гонится! – взвизгивает Элио, но я вновь не даю себе оглянутся. Я и так слышу топот лошадиных копыт, возможно тех самых копыт, что совсем недавно дробили ребра моего отца. Я лишь из последних сил подхватываю сестренку на руки и буквально вламываюсь сквозь колючие кусты в темную, покрытую ночной тьмой чащу.
Да, настоящей тьмой – здесь почти нет света от огня, что пожирает наш и соседские дома. Еще не опавшая листва не дает свету проникнуть, она покрывалом в миг гасит его, заглушает его треск. Лес обдает меня холодом, но я не останавливаюсь насладиться им после жара огня, что еще помнит мое тело. Сзади все-еще хрипит чужая лошадь, а это значит, что мне все еще надо бежать. Спасать себя и сестру. Наши жизни.
И я бегу.
Спотыкаясь на каждом шагу, в конец раздирая подол своего любимого платья о низкие ветви и корни, что как лапы зверей цепляются за него и мои голые ноги.
Бегу.
Пока не понимаю, что больше не слышу погони. Нет, задолго после этого. Просто потому что уже не могу бежать. И лишь тогда я опускаю сестру с рук и устало приваливаюсь к ближайшему дереву, силясь отдышаться. Окончательно принять, что этой ночью случилось. Но не могу. Не могу принять того, что моих родителей…
Меня тошнит. Выворачивает скудным ужином, что был съеден мной перед тем, как на наше поселение напали. Перед глазами все начинает кружиться и воздуха мне словно не хватает. И я не падаю в обморок лишь чудом. Ведь слышу, как за моей спиной снова начинает плакать сестра.
