Куратор

Город, прозванный поэтами и городскими активистами Прекраснейшим по его реке, полноводной Фейр[2], торчал на теле страны, как заусенец у ногтя. По преданию, город был основан каменотесом, выстроившим замок и оставившим его пустым в качестве приношения Богу, за что мастер получил в награду вечную молодость, однако несколько веков спустя в замок тайком проникли нищие попрошайки, и их внезапное появление так шокировало хозяина, что он пал замертво. Ближе к правде лежала версия, что первые поселения в этих краях основали мореплаватели-скандинавы. В новейшую эпоху город прославился резиденцией статных монархов с хмурым челом, своим конгрессом и судами, своей деловой хваткой, закалкой, связями и доходами, разнообразием своей наемной армии, насчитывавшей, по слухам, «двунадесять языков»; рекой Фейр, бравшей начало в горах, делившей метрополис на западную и восточную части и сбрасывавшей свои пресные воды в океан; крутыми скалистыми берегами полуострова, сглаживавшимися по мере приближения к морю параллельно Фейр; суетой и торговлей своего порта; двумя консольными мостами; достижением прогресса в виде разветвленной сети электротрамваев; огромным городским парком Королевские Поля и расположенным в нем Королевским прудом, где праздные гребцы рассекали водную гладь на лодках с носовыми фигурами в виде монархов с хмурым челом – от Мейкона I до Зака XXI; конкуренцией между роскошными отелями, соперничавшими, чей кот-талисман красивее; своими культурными объектами – театрами, музеями и Плавучим моргом; тремя каменными монолитами на равнине у начала Великого Тракта в нескольких милях от городской черты, куда по традиции новобрачные со всего света съезжались с молотками и кирками отбить на память каменной крошки в знак нерушимости принятых обетов; иронией названия своей единственной вонючей и грязной «водной артерии»; пожарами на своей фабрике; пожарами в ее окрестностях; многолюдными нижними кварталами Лиса[3]; плодовитыми бедняками, населявшими Лис и скармливавшими поколения за поколениями эпидемиям и армии; пережитками язычества; тайными обществами; терпкостью тузлука, которым приправляли здешних устриц; деятельными шайками несовершеннолетних преступников, наводнявших улицы; отвагой и силой своих мужчин; мудростью и выдержкой своих женщин и, как все крупные города – а может, и поболее иных, – своей принципиальной некартографируемостью.