Всё случилось в семнадцать тридцать, если верить прямым эфирам:
В поднебесном двоичном коде, наугад пробивая пройму,
Самолёт захлебнулся ситцем, опоясался кашемиром,
Ведь пилот был слегка на взводе, и в себя разрядил обойму.
Ах, какой неудачный вечер. Под штурвалом искрятся клеммы,
На панели мигают знаки, а на стеклах аллеют пятна.
"Ну, и что – говорит диспетчер – И какие теперь проблемы?
Пары капель в иссохшем баке, вам не хватит туда-обратно?"
Из динамиков воет танго, а диспетчер играет психа.
За окном проплывает берег, но сушу нельзя досрочно.
Пассажиров выводит ангел через первый пожарный выход.
"Не толпитесь. И без истерик. До земли долетите точно"
Стюардесса вколола опий, инженер предпочёл удавку,
Бортмеханик разрезал вены, капитан отхлебнул Perlweiss'а,
Отпечатав с десяток копий, пассажиры ушли в отставку.
На билеты упали цены. Полетите грядущим рейсом?
Сатана, Иегова, Атор, так кому мне из вас молиться?
Сталь сминается, как в Дамаске – идеально, легко, бесшовно.
Издевается навигатор, бесконечно мелькают лица.
"Не волнуйтесь, наденьте маски, пристегнитесь, дышите ровно"
Вот, с крыла сорвало турбину. Переход на другую фазу.
Раскалённый металл податлив и отныне белее мела.
Ободряя наполовину штаб в ответ присылает фразу:
"Без турбины лететь – навряд ли. Приземлиться – другое дело"
Полумрак пережал аорту. Не похмелье, а горло сушит.
Переход со второй на третью и по встречной чужого ряда.
Позывные уже ни к черту. И какое "спасите души"?
"Кто-нибудь на борту, ответьте. Не хотите? Уже не надо".
В голове так темно и пусто. Небо тонет в хрустальной пыли,
Не остаться бы в этом смерче лепестком, тишиной, паролем,
Где потом, с деликатным хрустом самолету ломает крылья.
"Турбулентность, держитесь крепче. Ситуация под контролем"
Можно просто шагнуть наружу – в фюзеляже сквозные щели
Где-то в баре осталось виски, и один парашют в запасе.
Пистолет подают на ужин, и три вида речной форели.
От небес до могилы близко, ведь ещё заедает шасси.
…Может, все это только снится? Самолёт, кашемир, утечка,
Белый танец по старым минам, пустота, и любовь по факсу?
Всё случилось в семнадцать тридцать.
В пистолете была осечка.
Но пилот, прихватив стрихнина, принял восемь железных капсул.