Поль проснулся посреди ночи от какого-то смутного беспокойства. Он приподнялся на кровати, широко открыв глаза. В углу спальни тускло горел огонек лампады, освещая иконы – Спас Нерукотворный, Иверская Божья Матерь и святой Павел, его небесный покровитель.
Лик Павла смотрел строго, гневно, словно святой был чем-то недоволен.
Прислушавшись, Поль расслышал в глубине дворца голоса, шаги многих людей. Там что-то происходило.
Нянька Прокофьевна проснулась, поднялась со своей лежанки, подошла, потрогала его лоб.
– Что вы, ваше высочество, не спится? – проговорила озабоченно. – Господь с вами, подремлите еще, ночь на дворе!
– Прокофьевна, что там? – спросил Поль, спуская ноги с кровати. – Кто там шумит?
– Да никого там нет, не бойтесь! – Нянька перекрестилась. – Кому там быть? Должно быть, приснилось вам что-то!
Поль, однако, спрыгнул на пол, босиком, в длинной батистовой рубашке подбежал к двери, выскользнул в соседнюю комнатку. Там ночевал дядька Тихон, старый унтер, служивший еще при государыне Анне Иоанновне. Тихон не спал, он сидел на сундуке в расстегнутом мундире, прислушивался.
– Что там, Тихон? – спросил его Поль. – Кто там шумит?
И правда, теперь беспокойные голоса и шаги сделались слышнее.
– Гвардейцы буянят, – хмуро проговорил дядька.
– Гвардейцы? – удивленно переспросил Поль.
Он часто видел гвардейцев – во дворце, где они несли караул, на плацу, где они стояли стройными рядами, дружно поднимали ружья, салютуя папеньке. Они были такие нарядные, как на картинках в его любимой немецкой книжке, такие подтянутые, трудно было поверить, что они могут буянить, могут кричать дикими неправильными голосами, бегать по дворцу с громким топотом.
Вдруг дверь распахнулась, в комнату заглянул огромный человек в полурасстегнутом семеновском мундире, с широким страшным лицом и горящими кошачьими глазами. Он окинул комнату подозрительным взглядом.
– Нечего тебе тут смотреть! – проговорил дядька Тихон, поднимаясь навстречу незнакомцу. – Нечего тебе тут делать! Тут покои цесаревича, его высочества Павла Петровича!
– Ты не больно-то умничай! – Страшный человек сунул под нос дядьке огромный кулак, потом повернулся, взглянул на Поля, усмехнулся страшным, беззубым ртом:
– Ишь ты, Павел Петрович! Ну, живи пока!