– Зы-здрасьте! – Голос дернулся от внезапно напавшей на меня икоты.
– Здрасьте! Отдел кадров. Слушаю вас.
– К вы-ам дозировщики требуются, да? – Я глубоко вдохнула и замерла в ожидании. Икота-икота…
– Нет, не требуются. Вакансия закрыта. Через месяц звоните!
– По-онятно, – Большой палец потянулся к красной кнопке, чтобы закончить вызов. Колбасная витрина источала едкий аромат глутамата натрия. Я икала.
– Ой, подождите! Как вас зовут? – Телефонная трубка вдруг завибрировала торопливым женским сопрано.
– Надя!
– Надя! Надежда значит! Знаете, у нас много новых сотрудников принято. Может кто-то передумает устраиваться работать? Мало ли? Человек ведь всегда может передумать? Только такой вариант имеется. Могу записать ваш телефон и позвонить, если нужно?
– Записыывайте! – я проикала свой сотовый.
– Все! Записала! До свидания!
– До свы-идания! – Уверенно нажав на красную кнопку, я бросила телефон на колбасную витрину. На темном экране высветилось: "время вызова – 1М:56С». Почти две минуты. Две бесполезные минуты жизни.
Входные двери "Гастронома" открылись и с грохотом закрылись. Снова открылись и снова грохнули. Еще раз. И еще раз. Кто-то настойчиво пытался зайти в продуктовый магазин, где я работала продавцом. В это плотное, тяжелое от мороза утро каждый покупатель представлял собой подарок для магазина.
Дверная пружина в очередной раз заскрипела от натуги, и в сопротивлявшуюся всеми силами щель, преодолевая серьезное препятствие в виде пластикового порожка, заполз дядя Коля. На четвереньках. Как умирающая бездомная псина. С всклокоченной сединой вместо шапки, в сальном пуховике, с хрипящей одышкой, грязный и рваный, как бомж, он прополз двадцать сантиметров вперед и рухнул лицом в пол. Он еле дышал, но кричать мог. Из последних сил.
– Дай водки! Дай! Дай опохмелиться! Плохо очень! Ааа! Пожалуйста! – дядя Коля слабо стучал руками по полу и хрипел. – Дай ыыпить! Ыыпить!
Я застыла от неожиданности. Дядя Коля был постоянным и скромным покупателем – одиноким пенсионером, проживающим в соседнем доме. Его жена, Валентина, буквально сгорела от рака поджелудочной железы, дети уехали в другой город и баловали отца только скупыми телефонными звонками. Оставшись в одиночестве, дядя Коля растерялся. Он все так же подкармливал воробьев, помогал соседкам-старушкам с заменой розеток, но жить без Валентины не мог – не знал как. Не умел приспособиться. В последнее время он все чаще и чаще заходил в маленький "Гастроном" за беленькой и за хлебом. "Выпью, Надь, и как будто легче на душе, как говорится. Понимаешь?".