Зебо колотила палкой ковер, который висел на перекладине. Сколько ни хлопала она его, пыль все-равно выходила из него темным облачком.
– Зачем им столько ковров? – с тоской раздумывала она, поглядывая в сторону летней кухни, где вся женская половина дома сватов собиралась жарить в чугунном тазике бовурсаки.
Ее тоже настойчиво зазывали присоединиться к процессу приготовления сего потрясающего национального блюда, но девушка всячески избегала находиться в том террариуме, предпочитая болтовне у плиты, тяжелый физический труд.
Красные воспаленные после бессонной ночи глаза ее, слезились на солнце; пыль от ковра была еще одним раздражающим фактором, от которого глазные яблоки ее нещадно пекло, но Зебо будто не замечала этого дискомфорта. В душе ее была рана посерьезней: душа болела и чахла.
Четыре дня назад ее выдали замуж за мужчину старше на семь лет, который ей был не люб.
Все потому, что "жених", Ринат, подарил ее отцу хороший мотоцикл с тележкой. Такой, о каком отец всю жизнь мечтал. В-обмен на транспорт он попросил руки Зебо и отец с легким сердцем согласился. Мнения самой Зебо при том, никто и не спрашивал: родителям показалось за счастье отдать свою старшую дочь замуж в столь уважаемую семью.
Зебо, конечно, упиралась и даже пыталась сбежать, но в последний момент ее вернули, сняв аж с автобуса. Отец, будь он неладен, погнался за этим самым автобусом на своем мотоцикле. После неудавшегося ее побега, отец сам лично увез ее в дом сватов:
– Забирайте, пока окончательно не сбежала!
Женщины этого дома: свекровь, ее старшая сестра, древняя, но бодренькая старуха-мать; две дочери, и еще какая-то родственница в годах, в-придачу, считали своим священным долгом беречь молодую невестушку пуще ока, поэтому Зебо на каждом своем шагу ощущала спиной их пристальные взгляды.
Муж, Ринат, первые три дня ходил довольный, поглядывая на свою молодую жену, а потом остыл и махнул рукой:
– Только попробуй сбежать, я тебя все-равно верну обратно. Ты мне еще наследника родить должна.
Что и кому Зебо должна, она для себя и так знала. С мужем держалась холодно, изображая из себя безэмоциональную куклу, с остальными членами семьи была нелюдима и молчалива.
«Все-равно сбегу», – тешила себя надеждой она, поглядывая краем глаза на ворота.
– Ну и бука, – сплетничали о ней женщины этого семейства, – Ни «здрасьте», ни «до свиданья». Ни разу не улыбнулась за все это время! А уж на помолвке сидела с таким видом, будто у нее траур!
