– Маменька, вот и всё вам знать нужно… – сказала укоризненно молодая девушка, порхая у зеркала на девичьем столике. Её маленькая белая ручка катала вниз широкую деревянную лодку-расчёску через множество волн. У ручки этого кораблика волны были буйными и многочисленными. Особенно труднопроходимые участки, лодочка прочёсывала с треском. Расчёска перемещалась и за ней появлялась волна спокойная и более мягкая. С каждым разом, через короткий промежуток, белая ручка возвращала лодочку к исходной позиции и повторяла движения, приводя неугомонные волны волос в более мирный и спокойный вид.
– Конечно нужно!
Воскликнула женщина в тёмно-синем платье, закрывавшим её не молодое тело от подбородка до пяток. Тощее и длинное лицо слегка дёргалось. Из туго затянутых и собранных на затылке в шарик волос выскочило несколько прядей, отчего причёска походила больше на потрёпанный смычок скрипки. Худые руки её подпирали тонкую талию.
– Ну он вроде бы хороший, но… – сказала девушка и повернула головку в сторону матери. Маленькие точечки веснушек, коричневые, почти чёрные глаза, маленький носик и тонкие бровки, слегка надутые губки. Девушка закатила глаза, подумала. – Но вот его голос…
– Что его голос?
– Не прикидывайся, мама, ты слышала его.
– Нормальный у него голос, не придумывай.
– Нормальный? – тонкие бровки девушки поднялись. – Когда он говорит мне кажется, что где-то мучается поломанный граммофон!
– Не говори глупостей!
– Ничего это не глупости.
– Даже если это и так, что же с того? В остальном он хороший юноша!
– Я не знаю, мама, честно. Он очень любит разговаривать, и иногда я совсем его не понимаю. Он болтает на такие темы, что я даже крупицы не понимаю. О каких-то энергиях, энт… энтро… энтропии! О каких-то измах. Ниги… лизм. Кажется, так. И всё это этим скрипучим, металлическим голосом. Аж мурашки по спине бегут. – Девушка поморщилась. – Видишь? Как вспомню аж в дрожь бросает.
– Маша, ну не это ведь важно в жизни!
– А для меня важно! Ты сама морщишься, когда он говорит. Все морщатся и продолжают слушать, а он, как идиот, болтает и не умолкает, всё шипит и шипит, как радиола. И никто ведь не скажет ему, сын великого учёного, богатый сын. Иногда мне его даже жалко.
– Что ты такое говоришь, Маша?! Так ведь нельзя.
– Ну это ведь правда, мама, ты это знаешь! Только потому что он богат ты стараешься не замечать этого, а я не могу. Все мои друзья его терпеть не могут, потому что он не замолкает. Всё трещит, трещит, всё о науке, о философии, литературе. Никита очень любит литературу, но после часа общения с ним, он говорил мне, что книжку в руки взять не может, голова сразу болеть начинает.
