Где-то недалеко от деревни Вешки, что за МКАДом, раскинулся элитный коттеджный поселок. Всё как водится: с охраной, шлагбаумом и чистенькими газонами. А в центре поселка – монастырь, который был больше похож на крепость. Его высоченные стены окружали несколько старинных белокаменных часовен с золотыми маковками, церковь с голубой луковкой купола и хозяйственными постройками. Ещё здесь стояло пятиэтажное вытянутое здание со стрельчатыми окнами, коваными решетками и лепниной на светлом фасаде. Вот в этот почти дворец меня и привезли. Я оказался на третьем этаже в крошечном кабинете с видом на церковь. На куполе последней уже играли лучи восходящего солнца.
В кабинете я был не один. На резном кресле с позолоченными подлокотниками восседал Константин. Он положил мосластые руки на крышку массивного п-образного стола из красного дерева и хмуро смотрел на меня. А я мысленно матерился, изумляясь местной роскоши. В углу стоял антикварный шкаф с изогнутыми ножками. И он был битком набит старинными книгами в кожаных переплетах, от которых пахло стариной. С потолка свисала хрустальная люстра, а под ногами лежали медвежьи шкуры. Даже низенькая кушетка, на которой я сидел, стоила немалых денег. Что уж говорить о телефонном аппарате, выполненном под старину? Он был отделан серебром и слоновьей костью.
Инквизитор несколько секунд понаблюдал за мной и проронил, словно оправдываясь:
– Это не мой кабинет.
– Слишком бедно обставлен и маленький? – иронично сказал я, глянув на Константина. Тот сидел в трех метрах от меня. И мне были прекрасно видны его глаза, в которых блеснуло отвращение.
– Вычурно. Всё блестит. Я бы никогда не создал себе такой кабинет. Но это сейчас не имеет значения. Ты подумал над моим предложением?
– А если я не присоединюсь к ордену? То, что тогда? – хмуро спросил я.
Ещё в подвале клуба, возле сотен трупов, Константин дал мне выбор. Стать неким символом инквизиции или же свалить домой. Но выбор был мнимый. Нелюди убьют меня, если я не окажусь под защитой ордена. До патриархов дойдет то, какую роль я сыграл в побоище. И они точно не оставят меня в покое.
Понимал это и Константин. Поэтому он с легкой отеческой улыбкой смотрел на меня. В его глазах я был неразумным ребенком, который отказывается лишь из чистого бараньего упрямства.
