Они смотрели друг на друга, глаза в глаза, она и старинная, посеченная временем, с потрескавшейся краской, икона шестнадцатого века, пережившая не одну войну, кровавую пролетарскую революцию и эпоху социалистического нигилизма. Свет, пробивавшийся сквозь мутные окна, размывал густоту пространства и исчезал в самом дальнем углу, рядом с алтарем, под пронзительными взглядами утонченных лиц и фигур, замурованных в дерево их творцами. Издалека, из соседнего помещения, хор, звучавший как сквозь сон, через толстые стены, выводил неизвестные ей слова молитвы. Звуки оживали, резонируя от стен, поднимались вверх под купол, как жидкий дым от ветхозаветного жертвенника. Певчих раньше здесь никогда не было – это скорее музей, а не действующая церковь .
– На праздник позвали для усиления эффекта, – догадалась она. То, что возникало благодаря их голосам было похоже на тончайшую вибрацию, проникающую внутрь человеческого тела. Канун Рождества! В будние дни здесь открыто строго до пяти, нужно выстоять в очереди, чтобы купить билет. Она выстояла и сейчас на морозе, оплатила билет по цене: граждане России по пятьсот, иностранцам тысяча. Потом нужно пройти сквозь рамки металлоискателей, и рассудительный, как профессор Йельского университета полицейский вежливо заглянул в сумку – нет ли чего запрещенного.
– Ничего? Проходите!
Человеческий поток проникал сквозь двери музея, и расплескивался внутри огромным гулким озером. Экскурсоводы монотонно, как фоновое радио, сбившимся в кучку слушателям о каждом экспонате, о каждой иконе – по датам, по полочкам, в строгой иерархии. Порядок, доведеный до совершенства множеством повторений – без радости и вдохновения.
Прислушавшись, она почувствовала, что информация уничтожает ощущение, которое возникло вначале. И она ушла в сторону, подальше от прагматичного голоса сухо и безжизненно пережевывающего факты. Поближе к хору, к невидимому кружеву, которое плетут голоса. Разницы нет какой век, и когда, и кем построено. Что-то в этих образах на стенах притягивает, переворачивает душу. А эта икона – живая. Зрачки буравят пространство, пробираются в душу, на своем пути создавая хаос из сложившегося, беспорядок на том месте, где еще вчера как ей казалось все устоялось, прочно и непоколебимо.
– Но этот порядок он же не настоящий, это иллюзия! – внушают его глаза. Они будто знают про нее все. Просто две черные точки, поверх наложенного коричневатого фона лица и более светлого, изображающего взгляд святого. С позолотой на заднем фоне, обозначающей ауру. С золотистыми пятнами теней от невидимого источника света впереди. Конечно, это же не простой человек! И тот кто впереди, невидим, тоже не простой человек, вернее он вообще не человек наверное. Но они живые! Она могла поклясться, что святой смотрит на нее живыми глазами, не осуждает, совсем нет, но как-то строго… и этот жест рукой… Милосердный жест! Словно принес он его в эту комнату из раннего христианства.Темные времена. Они умирали смиренно потому что знали – так нужно. И вера их была больше, поэтому и ценней сейчас.
