Когда-то давно — ещё не родился и дед
моего деда — далеко на севере, где горы подпирают небо, появился
дракон. Откуда прилетел ящер, никто не знал, зато все видели, как
переливалась в лучах солнца его чешуя. Дракон был болен, ведь за
собой в полёте он оставлял след из кусочков золота, что дождём
сыпались на землю. Чудовище искало убежище. Наконец найдя
подходящую долину, ящер острыми когтями вырыл себе огромную яму и
улёгся в неё.
С той поры дракон спит, просыпаясь
лишь для того, чтобы разобраться с очередными охотниками до золота.
А тех поначалу было превеликое множество — всем хотелось иметь хоть
кроху драгоценного металла. Шли годы, а древний ящер всё так же
чутко спал. Желающих оторвать от дракона заветную чешуйку
становилось всё меньше и меньше, пока их поток не прекратился
совсем. Лишь иногда кто-то случайно забредал в долину, чтобы потом
снова пустить по миру слухи о волшебном существе. Но никто уже не
верил в подобные байки.
С момента появления дракона прошло
немало лет, давно заросла дорога в долину. История превратилась в
легенду, легенда в сказку, а сказка и вовсе забылась. А дракон
продолжал спать.
Из дагорских легенд
* * *
16 номарка, одиннадцатый месяц 1456
года, окрестности Вараса, Лимаркская долина
Солнце сегодня опять палило
немилосердно. Как и вчера, как и всю эту неделю. Работать по такой
жаре мне не хотелось, и я пристроился в тенёчке, закрыл глаза и
стал представлять себя героем баллады о Белинге Великом. У меня был
конь, меч, копьё, а главное — блестящие доспехи. Я ехал верхом в
столицу нашего королевства, город Растан, чтобы поквитаться со злым
тираном Тибургом. Солдаты на пути разбегались в стороны только от
моего грозного вида, а девушки плакали и махали платочками вслед. И
вот передо мной стены замка. Ну держись, Тибург! Раз-раз-раз — от
ударов меча гвардейцы разлетались в стороны. Я уже было ворвался в
роскошные королевские покои, но тут мне в зад больно прилетело
носком чьего-то сапога.
— Опять разлёгся, скотина! —
послышался знакомый голос. — А ну, вставай и иди работать.
Пришлось подыматься, потирая
ушибленную ягодицу. С Рамиром, сыном фермера, шутки плохи, чуть что
не так — сразу бьёт, когда ногой, а когда и кулаком приложит.
Кулачище у него что надо, однажды я видел, как он ими насмерть
забил харала. Харал, даром что старый был, но плуг тянуть ещё мог.
А тут захворал немного, остановился в поле и не идёт ни туда и ни
сюда, плохо ему стало. И нет, чтобы обратно в стойло отвести да,
может, лекаря ихнего вызвать, ну животинного, так Рамир сдуру как
начал мутузить бедное животное, так оно и сдохло. Рамир сильный
оттого, что магией почти не умеет пользоваться. Компенсирует
нехватку одного другим. Дагоры все колдуют, кто меньше, кто больше,
но все. Не то что люди. Мы не умеем. Дагоры — это другой народ,
можно сказать, чуждый человеку. Они старше нас, они мудрее нас и
они сильнее нас. А мы у них нечто среднее между харалом (тупой
скотиной) и лошадью. Только разговариваем, а так ленивы, что твой
хаск. Хаски-то иногда и полезней бывают — они толстые, пушистые,
красиво выглядят, а главное, когда их гладишь, то у любого дагора
запас магии чуть-чуть возрастает. Немного, но приятно. А у нас
никакой магии нет, совсем никакой. Наша участь — заниматься грязной
работой. Ну и в слугах, куда уж без этого. Такие у нас
отношения.
