Мозги плавились. Телефон вывалился из рук и упал на пол. Я медленно скатываюсь вниз по стене, потому что ноги дрожат и не держат меня. Все тело дрожит.
На меня накатило ужасное, безумное, безнадежное отчаяние, сопровождаемое холодным бессилием. Это чувство, когда краски мира начинают казаться тусклыми и размазанными, как будто смотришь в серую экранную рябь телевизора; когда кажется, что это всего лишь сон, что этого просто не могло произойти; когда кажется, что последний смысл, последняя ниточка, державшая тебя на привязи у пристани под названием «жизнь» резко обрывается.
Вспышкой перед глазами встает ее ответ: «Нет». Телефон летит в стену и разбивается вдребезги. Я хватаю букет цветов и исступленно луплю им по полу, – вокруг разлетаются кроваво-красные лепестки, будто осколки надежд, – а потом со всей дури швыряю изуродованные цветы в стену.
И вдруг мое «я», мое понятие о смысле жизни и о цели бытия начинает тускнеть; и вот последняя надежда, подобно умирающему красному карлику, стремительно выгорает. Кончено. Больше нет Саши. Теперь есть только холодный темный объект, лишь тусклое воспоминание о нем.
Желтый свет отражался от мокрого асфальта. Где-то вдали слышался писк светофора. Небо покрыло город черным куполом. Задувает тоскливый холодный ветер, заставляя шмыгать носом.
На улице совсем никого. Только холодный моросящий дождь долбится С. в куртку. Только дождь обнимает его. Только дождь говорит с ним. Слышен слабый звук заплетающихся шагов. Его собственных шагов.
В голове – пустота. Его пьяное, опустошенное сознание теряется где-то среди ночи, среди стен этих панельных домов. С. ничего не понимает. Осознается лишь страдание. Но того, кто кинулся бы жалеть самого себя, больше нет.
Спустя несколько минут бутылка летит в мусорку. Промах. Она разбивается об асфальт. С. видит перед собой лишь зыбкие бело-желтые блики. Голова кружится, время замедляется. Но даже в таком состоянии он дошел до места, насквозь пропахшего мертворожденным счастьем. Воображение мучительно и ужасно создавало галлюцинации:
