– Прошу вас доктор, не сообщайте ничего моим родственникам. У меня есть деньги, я смогу заплатить за лечение, – сказал я врачу.
– Дело даже не в этом, – удивленно развел руками врач, пожилой уже мужчина, от которого просто разило аккуратностью и душевностью.
– Не сообщайте, – повторил я, – единственный человек, которого я хотел бы о себе известить, умер.
– Но я должен быть уверен, что о вас будет кому позаботится. К тому же вы еще не достигли совершеннолетия.
– Осталась неделя. Послушайте, вы же обо мне ничего не знаете! – воскликнул я в отчаянии. В дверях палаты мне уже рисовалась моя мать. – Вы ничего не знаете, но поверьте мне, так будет лучше. Я сам могу позвонить, чтобы не разыскивали, но не нужно, чтобы знали, что я здесь, почему я здесь.
Доктор внимательно посмотрел на меня, затем на часы:
– Я собирался уходить, но я задержусь немного и побуду с вами, и вы расскажете. Однако не обессудьте, если я сочту ваши резоны блажью нервного юноши…
Я был благодарен ему за это решение – желание выговориться просто разрывало меня на части теперь… Теперь, когда я лишился всех (за одним исключением, которое сейчас не могло быть принято в расчет) более или менее дружественно настроенных ко мне людей. Мне было некому рассказать о себе и поэтому, наверное, так хотелось.
Он ушел, а я остался обдумывать свой монолог, но не достиг в этом успеха. Больше всего меня сейчас занимала дырка под бинтом. Дырка насквозь! Боль была уже не такой сильной, но ужас не слабел, мне хотелось сдвинуть повязку и прикоснуться к ране, вложить туда палец. Наверное, подобное желание терзало и Фому. Эта дырка в плече свидетельствовала одновременно о том, что я жив, и о том, что смертен. Мне было даже совестно, что меня отвлекает какая-то маленькая дырка от пули, но, если уж дупло в зубе не дает человеку покоя, что говорить о сквозной ране.
Вскоре пришел доктор. Сел у моей постели и выжидающе посмотрел на меня. Я молчал. Мне никак не удавалось собраться с мыслями и произнести первое слово. Да и какое слово должно стать первым?
– Не могу решить, с чего конкретно начать, – виновато усмехнулся я.
– Тогда расскажите о том человеке, который умер, если можете, конечно.