«Посмотри на себя.
Где твоя одежда?» Скриптонит.
Сухие щелчки поворотника солировали над хором барабанящих по крыше машины тяжелых капель дождя.
– Что за блядский день! – Выругалась Карина.
Длинная пробка выстроилась в один ряд на узкой дороге, извивавшейся по совсем дикому лесу на краю города. Это была единственный путь, ведущий к огромному жилому массиву в пригороде и к нескольким коттеджным поселкам подальше. Завернув сюда, уже нельзя было ни вернуться назад, ни свернуть куда-то. Даже обочины почти не было: за узкой полоской грязи сразу начинался безмолвный коридор вековых елей.
– Твари, нормальную дорогу не могут сделать!
Карина ехала не вместе со всеми: нужно было попасть к концу рабочего дня в ЦРБ. Туда, добрая родственница отправила с ее головными болями, на визит к известному врачу. Чем ближе было время, назначенное доктором, тем сильнее бились злые молоточки в висках, раздражали звуки дождя, и запах ароматизатора салона автомобиля.
– Взорвется сейчас голова по дороге к врачу. – Со злорадным мазохизмом подумала она.
Несмотря на солидное опоздание, Карина не повернула назад, а обреченно поднялась по широкой мраморной лестнице и, назвав пенсионеру-охраннику фамилию врача, в одиночестве поехала в, сияющем ярким светом лифте, на шестой этаж.
«Коммунисты целый храм построили» Удивлялась она про себя величественным интерьерам огромного больничного здания.
Пройдя по темному коридору до единственной двери из под которой виднелась светлая полоса, Карина пару раз вяло стуканула костяшкой пальца. За дверью не раздалось ни шороха, но она открылась. На пороге возник высокий и, неожиданно, довольно молодой блондин и пригласил ее в кабинет.
– Сергей Сергеевич, я от …
– Понял, проходите. Раздеваться там.
Неспешно и деловито он начал осмотр, казалось, чем больше он работал- тем больше уходил в себя. Длинные худые пальцы зажили своей жизнью: рыскали по телу беспокойными пауками то поглаживая, то недолго топчась на одном месте. Иногда он командовал «Встаньте. Руки через стороны. Ложитесь. Правую ногу на 90’. Смотрите на молоток» равнодушным тоном, как робот роботу. Затем, невозмутимо вымыв руки он сел писать заключение.
– И давно беспокоят боли? – Спросил он, карябая неразборчивым докторским почерком на вырванном из самого сердца чьей-то карты двойном листке.