До…
…А вы помните первую улыбку своего ребёнка? Я помню её до мелочей, до запаха в комнате, до цвета коляски и одеяла… Особенно улыбку первого ребёнка, когда ещё непонятно, что ты ОТЕЦ, да и не очень ясно, что муж; когда ещё не забыты холостяцкие гулянки, когда на вопрос молодой жены: «Куда ты собрался?» – отвечаешь бесхитростно: «В центр», «К Зуму», «Гулять». Наклонившись, смотришь на ребёночка, как всегда: «Агу-агу», – и вдруг Раз – по сердцу горячей волной – вот Она: ПЕРВАЯ УЛЫБКА! И всё. Попал!!! Конечно, и до этого ты любил своего ребёнка, носил его на руках, учился пеленать, кормил и целовал МАШИНАЛЬНО, а тут пошла такая ОТДАЧА, что все бессонные ночи, обоссанные пелёнки и прочие прелести ушли на последний план: вот ОНО – МОЁ! Отдельно живущая часть меня самого! Любит меня и улыбается мне!!! Больше никуда и не надо…
Это не героизм – любить своих детей, скорее это часть твоего ЭГО. Без этого уже не получается есть, пить и жить нормально… Зависимость? Да! Полная, тотальная наркомания! А отдача от улыбок, от «шажков», от вопросов и ответов пошла такая, что на двести процентов покрывает посиделки с друзьями, походы «по бабам» и прочие радости «одиночного плавания».
Я ждал Его всегда, и он пришёл спустя пять с половиной лет после дочки, долгожданный и осознанный Сын – продолжение моего рода, моё Я, моё Всё…
После
Жизнь каждого из нас несколько раз делится на «ДО» и «ПОСЛЕ». Я говорю не о садике, школе, институте или армии, и даже не о детстве, взрослости и старости, когда меняются взгляды, убеждения, стремления и ценности. Вехи, о которых идёт речь, гораздо жёстче, а черта меж ними «очерченнее» – тут простыми слезами не обойтись.
ДО болезни любимого ребёнка ты был другим. После оглашения страшного диагноза, когда твоё изменённое, контуженное и переломанное страшным известием тело начинает заново обрастать мясом, связками, сухожилиями (потому что надо бороться, потому что это ещё не конец, что бы ни говорили врачи), часть тебя прежнего ещё жива. Ты ещё вспоминаешь своё «ДО» и даже иногда смеёшься, правда твой смех воспринимается собственным ухом как-то глупо и неестественно. А вот следующее «ПОСЛЕ», следующее после жизни твоего ребёнка, когда бороться уже не за что и не с кем – именно это последнее «ПОСЛЕ» самое страшное своей необратимостью. Ориентиры потеряны, цели больше нет, и после него уже ничего нет. Как будто из тебя вытащили стержень, и ты оказался студенистой массой, дрейфующей по течению жизни. Иногда эта медуза заглатывает что-то, случайно запутавшееся у неё в ногах, и, не замечая вкуса, продолжает своё движение. Движение, которое уже не называется словом жизнь. Оглушённые горем, мы просто донашиваем своё тело в надежде случайно забыть его где-нибудь в метро, на остановке, у старой скамейки в парке, где были так счастливы недавно (или давно, уже и не вспомнить), играя со своим счастливым ребёнком.
