Вспоминая минувшую эпоху и сравнивая ее с днем сегодняшним, вдруг понимаешь, что тогда мы совсем не интересовались политикой. Тем более не интересовались мы ею во времена беспечной студенческой юности. Несмотря на то, что были мы все-таки студентами «самого идеологического», как любили напоминать нам наши преподаватели, факультета – журналистики. Опять же только теперь понимаешь, что это верный признак благополучных времен.
Если же иногда разговор о политике все же заходил, мы обычно приходили, в конце концов, к выводу, что внешняя политика у нас вполне разумная и правильная – разрядка международной напряженности, мирное сосуществование, разоружение… а вот внутренняя не очень. Хотя, в общем-то, нам, студентам главного и лучшего по общему убеждению университета страны, грех было жаловаться – ведь именно благодаря этой политике мы, провинциальные мальчишки и девчонки, и попали сюда, в столицу, в величественный храм знаний на Ленинских Горах. И досаждала она нам немного: ни акций, ни пикетов, ни политических демонстраций, как сейчас у каких-нибудь «Наших», ни комсомольских собраний с идеологической тематикой – ничего не было. А если и было, то в малых и мало затрагивавших нас формах. Даже в праздничных демонстрациях на очередную годовщину Октября или Первомай участвовать нас, иногородних студентов, не заставляли – считалось, что мы на эти праздники разъезжаемся по домам повидаться с родителями. Да и не всегда разъезжались.
Однажды мы даже сами то ли на четвертом, то ли на пятом курсе решили поучаствовать ради интереса в первомайской демонстрации, тем более что погода стояла прекрасная. Наша студенческая колонна оказалась тогда по соседству с колонной рабочих, кажется с «Трехгорки». У них был баян, легкое вино, которым они нас радушно угощали, и праздничное веселье с песнями, плясками и частушками, прямо на подходе к Красной площади. Это праздничное, радостное настроение тут же передалось и нам, заставив нас, уже ироничных, зараженных скепсисом по отношению к нашей власти и ее партийным вождям, ощутить себя частью своего народа – отзывчивого, хлебосольного, добродушного, размашисто-веселого и в то же время наполненного какой-то уверенной силой. И мы вдруг тоже прониклись ею, этой мощной внутренней силой, которая исходила от праздничной, нарядной первомайской колонны, и неожиданно для себя, в приливе радостной эйфории, размахивая букетами сирени и почему-то радостно вопя «Ура!» вполне еще бодрому Леониду Ильичу со товарищи, стоящими на мавзолее, весело побежали по Красной площади. Потом нам стало даже неудобно за это «Ура!» и эту непонятную радостную эйфорию, но воспоминание о ней и том чувстве общего праздника, той общности и сопричастности со страной и народом, которое испытали мы в тот далекий Первомай, осталось в памяти навсегда.
