Строки, написанные у подножия хребта Аибга
I
Мне хочется учиться тишине
у этих гор – у этих гор молчащих,
в таинственном каком-то полусне
живую память древности хранящих.
Ах, если бы глубокого молчанья,
разлитого вокруг – в лесах и чащах,
крупица хоть осталась вдруг во мне…
II
Молчанье гор – собою полнота,
и с целым миром равное дыханье,
и жизнь листвы – да, каждого листа
наполненное смыслом колыханье.
Здесь мощь и хрупкость, как нигде, едины,
дыханье здесь вернее осязанья.
Как первозданность эта молода!
III
Здесь сны текут стремительной рекой,
что рассекает надвое долины,
но не смущает чистый их покой
своею песнью, шорохами длинной.
Но поднимись – и тишиною снова
такой ты будешь окружен глубинной —
сравнимой только с глубиной морской.
IV
И тишина – как устремленье ввысь,
как понимание пути земного —
и как преодоленье немоты.
I
Как слухом осязаем шелест августа
И нежное его сердцебиенье!
Печаль его небес глубоких сладостна
И хрупкое дарует упоенье.
А ветер дует – холодно, но радостно,
Нигде не находя успокоенья.
В движенье чувства все, и нет границ
Для памяти нечаянных зарниц.
II
Есть память прошлого и есть – грядущего,
И время августа всегда – в мерцанье,
И сквозь покров былого или сущего
Увидеть вдруг возможно – обещанье.
И на призыв таинственный зовущего
Отзывом ясным будет и молчанье.
Все зыбко, но едино в тишине:
С ней веришь равно солнцу и луне.
III
Ты – жатва лета, провозвестник осени,
Ты – переход, всегда ты – vita nova.
И как бы вздохи ветра не морозили,
Ты мягкостью земли согреешь снова.
Ничто не исчезает. То, что бросили,
Весной вернется веяньем живого.
Ничто не исчезает – просто сон
Все больше с явью в мире сопряжен.
IV
Так сон наш явью стал – и продолжением,
И с нежностью твоею наша нежность
Навеки связана своим рождением —
И синих глаз мальчишеских безбрежность
Полна алмазных звезд твоих движением,
И нежному видна в ней принадлежность.
Любимая, пусть сын наш этот свет
Сквозь жизнь несет как августа завет.
V
И снова ветер. Ветер, светом веющий,
Ах, если бы ему внимали в мире!
И верили, как музыке, лелеющей
Любовь на праздничном, веселом пире, —
Как музыке, во мраке лишь яснеющей,
Что ведома была и Сафо лире,
