Глава 1 Алексей
– Сколько ей осталось?
– Очень мало… – Владимир Михайлович, хирург-онколог областной больницы пожимает плечами.
– И ничего нельзя сделать?
– Мы ее выписываем, Алексей Дмитриевич. Выписываем умирать, потому что помочь ей больше не в силах.
Врач трет глаза от усталости, но я не вижу ни капли сострадания во взгляде. Здесь, в онкологическом отделении Свердловской больницы, наверное, он говорит эту фразу по нескольку раз в день. А для того, кто ее слышит – целый мир рушится. Я даже поделать ничего не могу, я бессилен, взрослый, здоровый мужик.
– Вы не беспокойтесь, все необходимые лекарства вам будут предоставлены…
– Обезболивающие, вы хотите сказать? – Я смеюсь, но это истерика. Наркотик, чтобы моя жена, умирая, не орала от боли.
– Скорая будет ездить к вам домой каждый день…
Ну да, вряд ли лекарства дадут мне на руки. Хотя уколы делать я умею, но это на случай, вдруг я захочу что-нибудь сделать с собой. Честно говоря, мысль возникала уже не раз, я не знаю, как буду жить без Карины.
Ни секунды больше не могу выносить общество Владимира Михайловича, с трудом киваю и захожу в палату к жене. Когда сажусь рядом и сжимаю тонкую белую руку, она открывает глаза. Видимо у меня что-то на лице написано, потому что Карина морщится, словно ей очень больно.
– Я хочу, чтобы ты дал мне обещание жить дальше, милый!
Я смеюсь и качаю головой. Она не имеет права требовать у меня этого. Ведь это она уходит! Бросает! Нам по 24 года и больше половины жизни мы вместе, еще со школы. А в 18 лет поженились, все у виска крутили, а я знал, что свою судьбу встретил. Мы в общаге жили, комнату молодой семье дали сразу после окончания института Федеральной Службы Исполнения Наказаний (ФСИН) и распределения в Свердловскую область. Карина, ни минуты не размышляя, поехала за мной на край света.
Как мало времени… Кому жаловаться на несправедливость жизни?
– Тебе больно? – Спрашиваю, так и не дав ей обещание. Не смогу, или совру. А я ей никогда не врал, не думал, что в такой ситуации начать придется.
– Нет… Прости меня!
– За что?
– Ты не будешь по утрам готовить себе завтрак, я это знаю. У тебя слабый желудок, любимый, ты испортишь его дошираками.
– Как будто прощаешься! Не говори так! Приготовишь мне еще тысячу противных овсянок, обещай!
Карина закрывает глаза, и я вижу одинокую слезинку, покатившуюся по щеке и затерявшуюся в волосах. Она знает, что умирает. От светловолосой хохотушки с пышными формами и лучистыми глазами осталась бледная тень. Кожа посерела, голубые вены проступили буграми, даже веснушки потухли, но для меня нет женщины красивее. И она знает это…
