Вы когда-нибудь испытывали дискомфорт от собственного взгляда? Когда в следующий раз наденете темные очки, попробуйте повертеть головой и найти нужный угол, чтобы увидеть в линзе отражение глаза. Так как вы ищете, высматриваете, то отраженный глаз будет широко распахнут, словно от испуга. Блестящий, будто смазанный маслом белок, черная дыра зрачка и розовый влажный уголок у носа. Я даже скажу вам как эта беззащитная мякоть называется – слезное мясцо. Вы видите свое мясцо. Оно всегда было у вас перед глазами, просто вы не обращали внимания, а теперь не сможете не обращать.
Я знаю, о чем говорю, потому что всегда выхожу на улицу в темных очках. Мне выбирать не приходится – при ярком дневном свете я начинаю рыдать кислотой. Ей богу, резь такая, что я всякий раз боюсь, что разъест глаза.
Из-за темных стекол я будто всегда не один, а с каким-то крайне навязчивым собеседником, который находится так близко, что я вижу только его глаз. Оба моих глаза рассматривают отражение одного из них. Иногда я слишком увлекаюсь и тогда мир за пределами очков начинает бросаться мне под ноги.
В жаркие летние деньки доходит до психоза. Тут уж ищи не ищи угол – от глаза не спрячешься. Видно все до мельчайшего червячка-капиллярчика, мясцо влажно сверкает, на коже у носа подсвечивается каждая пора— и все так близко и четко, что глаз и не узнается сразу. Не признается, как часть своего знакомого безопасного тела. В такие моменты на помощь приходит мир за пределами стекол – я начинаю всматриваться в каждую его деталь, и глаз постепенно пропадает из внимания.
В день, когда я ослеп, я напитался этими деталями настолько, что теперь мне должно хватить на всю оставшуюся, погруженную в темноту жизнь.
В тот день в городе стояло убийственное пекло и среди этого пекла стоял в пробке переполненный автобус. И, наверное, аккурат посреди этой раскаленной машины, где уже не осталось воздуха, а только жаркое дыхание соседа, спиной к окну стоял я. Почти надо мной, зацепившись за резиновую петлю, висела девушка, приблизительно моя ровесница. Ее рост позволял ей удобно положить голову на согнутую в локте руку. Всю дорогу она ехала с закрытыми глазами, казалось, что спит, но при любом резком толчке то начинающегося, то вновь угасающего движения, она хмурилась, не открывая глаз, и переминалась на широкой расставленных для устойчивости ногах. Я успел рассмотреть ее полностью, даже заметил розоватый шрам у левого виска и вновь принялся блуждать взглядом по салону. И тут я увидел ее.
