Памятник

На открытии этого памятника разразился грандиозный скандал. Как только слетело белоснежное покрывало и вся устремлённая прямо в небо скульптура открылась во всей своей красе, раздались громкие аплодисменты. Это был чудо-памятник. Фигура женщины в полный рост, сбрасывающая с себя тяжёлую чадру, скрывающую её красоту, была просто прекрасна. И она никого не могла оставить равнодушным. Ни мужчин, ни женщин. Но скандал разразился из-за её лица. Две женщины, так или иначе, связанные с личностью самого скульптора, сотворившего всю эту красоту, сцепились в громкой перепалке. Пока лишь только в словесной, но грозящей перейти в настоящую женскую драку. Каждая утверждала, что именно её лицо отражено в этой бронзовой скульптуре.

Всем известно, что нет ничего прекрасней женской драки. По накалу страстей и уровню напряжённости она способна затмить любые эротические фантазии. Особенно если эта драка двух красивых женщин. Но нет и ничего ужасней женской драки. Она никогда не грозит каким-то фатальным исходом, как это порой случается, если дерутся мужчины. Но, как известно, настоящая женская драка обнажает истинное лицо любой женщины. И именно в силу этого она способна навсегда уничтожить годами создаваемый безупречный имидж.

Это неизбежно происходит. Даже если эта женщина перестала быть существом из плоти и крови и превратилась просто в бронзовый памятник. А здесь, ведь, по существу, сцепились не две, а три женщины. Сцепились в страстном желании выяснить истину. А вот именно истину выявить бывает порой так тяжело. Особенно в том случае, когда до неё хотят докопаться женщины: две реальные и одна бронзовая. Хотя, справедливости ради, надо признать то, что бронзовая женщина не дралась. Она, фактически, участвовала в этой драке как некое вещественное доказательство. Как эталон. Взирая на всё это с высоты своего пьедестала, она с самого начала драки предлагала каждому человеку на этой площади ответить на весьма провокационный вопрос:

– На кого же всё-таки я похожа?

И вдруг в какой-то момент все стоящие на этой площади сразу же постигли суть такой простой истины, что как это не парадоксально, но у всех этих трёх женщин было одно и то же лицо. Скульптор понял это раньше всех. Ещё бы. Ведь это был его любимый женский типаж. Но как можно здесь, на площади, при таком накале страстей, кому-то объяснять, что такое типаж? Вот он и молчал. К тому же эти женщины выглядели, как разъярённые фурии. И меньше всего он хотел обратить их внимание на себя.