Она обожала смотреть на свой бронзовый бюст. Благо он стоял на площади и ей было удобно это делать. Можно было придти сюда в любое время дня и сполна осознать то, что отныне их двое. Две женщины, которые спокойно могли разглядывать друг друга. Одна из них была реальна, а вторая отлита в бронзе. Реальной женщине очень нравилось разглядывать бронзовую. И совсем вблизи, с небольшого расстояния, и издалека, даже с самого дальнего угла этой площади. Ей это не просто очень нравилось. Она испытывала неведомые ей ранее чувства и эмоции лишь при одном взгляде на свою бронзовую копию. Очевидно, что бронзовая женщина никак не могла выразить то, что она чувствует по этому поводу. А может и могла. Кто его знает. Ведь она стояла неподвижно. Там, где её и поставили. И молчала.
Конечно, бюст – это не памятник. Но реальная женщина, запанибратски, называла его именно так – «мой памятник». Вопреки всем канонам жанра. А ещё она называла его Гертрудой. Так её начал называть её муж, когда она в первый раз получила звание Героя Социалистического Труда.
– Ну, всё. Теперь ты стала Гертрудой.
– Это ещё почему?
– Как почему? Герой труда – Гертруда. Элементарно.
– Никогда бы не додумалась. Буду знать. Оказывается, что у меня теперь два имени.
Теперь реальная женщина называла бронзовую Гертрудой. Что же, это было справедливо. У неё ведь было своё имя. Имя, данное ей при рождении. А у бронзовой женщины его не было. Вот и стала она Гертрудой. Всё правильно.
День, когда ей поставили этот памятник, она запомнила как праздник. За полгода до этого ей присвоили звание дважды Героя Социалистического Труда. А таким людям, согласно советским законам, полагалось ставить бюсты в их родных селах и городах. Вот ей и поставили этот памятник. В её родном селе. С тех пор, минимум два раза в день, она здоровалась с ним. Утром, когда шла на работу председательствовать в колхозе. И вечером, когда шла с работы. Поначалу видеть своё лицо, отлитое в бронзе, было достаточно непривычно. Но со временем она привыкла. И это её фамильярное обращение к памятнику тоже стало нормой.
– Привет Гертруда. Как ты?
Конечно же, памятник молчал. Но блики солнца, капли дождя или дуновенье ветра создавали иллюзию того, что памятник не остаётся безучастным к тому, что видит её. Ей казалось, что Гертруда также приветствует её. Откликается на её присутствие. Как может. Стоило лишь ей сказать: «Привет», как от памятника ей поступал некий сигнал. Как бы ответ на приветствие. Это было приятно. Хотя и являлось чистейшей воды самообманом. Был бы жив муж, он от души бы посмеялся над ней.
