– Может, с этим еще можно что-то сделать? – осторожно спросила Машка, выглядывая из-за моего плеча. Поморщилась и попыталась выдавить улыбку.
Ну да, видок у меня был жутковатый. С непривычки можно и в обморок грохнуться. И если тело еще ничего, почти не пострадало. То лицо…
– Попросить маму родить меня обратно? – поинтересовалась я в ответ и изогнула бровь.
Точнее, попыталась. Бровей, как волос на голове и ресниц, у меня не осталось. Левую сторону лица от виска до подбородка перечеркнул изогнутый шрам. Поджившая кожа выглядела неровной и чересчур розовой. В общем, Франкенштейн отдыхает. Хорошо, хоть глаза остались целы.
– Современная медицина творит чудеса, – продолжила убеждать Машка. Еще раз глянула на мою рожу в зеркальном отражении и добавила: – Вроде бы… Но я уверена: хороший пластический хирург сделает из тебя куколку. Станешь лучше, чем была прежде.
– Надеюсь, страховка покроет его услуги, – заметила я и пощупала кончик носа с небольшим углублением. – Не смогу же я продолжать выступать в таком виде. Разве что в маске – первое время.
Повернулась к подруге и, уперев руки в бока, улыбнулась. Могу представить, как устрашающе это выглядело. Машка потупила взгляд и, нервно дернув плечами, поинтересовалась:
– Слушай, Ангелин, может, не стоило с Макаронычем так грубо?
– Что?! – меня аж затрясло от злости. – Хочешь сказать, надо было позволить ему залезть мне в трусы прямо пред гостями? Он лапал меня так, словно купил не мое выступление, а меня полностью. Я артистка, Маш, а не дешевая шлюшка. И, знаешь, если бы судьба предоставила мне второй шанс, я бы поступила так же. Несмотря на это.
Указала на свое обезображенное лицо и яростно сверкнула глазами.
Пару месяцев назад меня, артистку варьете Ангелину Громову, пригласили выступать на дне рождения известного в столице дельца Макароныча. Пригласили одну, без музыкантов и других девчонок. Разумеется, Вилли, наш продюсер, согласился. Он кипятком писал от возможности заполучить такого богатенького спонсора. И то, что Макароныч явно рассчитывал на большее, чем приватный танец, никого не волновало.
Никого, кроме меня.
Когда Макароныч усадил к себе на колени и принялся тискать, выискивая самые аппетитные местечки, я не выдержала. Изогнувшись, будто бы для поцелуя, так тяпнула наглеца за нос, что чуть не откусила. А после спрыгнула с колен и, засадив тонкую, как игла, шпильку охраннику в ногу, забрала у него пистолет. Эта огнестрельная штучка помогла мне сбежать из загородного особняка Макароныча, сохранить честь и достоинство.
