Он ехал в поезде. По одному из маршрутов Восточной Европы. Путь состоял из двух точек: место посадки – Варшава и конец – город Катовице. Его родина. Правду сказать, родина – понятие относительное. Что можно считать человеку своей родиной, своим домом…
Для него Катовице был городом, где он родился. Где пошёл в школу, так и не окончив её. Где первый раз в тринадцать лет в парке у фонтана поцеловал девочку. И через три года в этом же парке ночью. На одной из его лавок занимался с ней любовью. Катовице был городом, где он совершил свою первую кражу. Пока пожилая дама на мясном рынке выбирала с прилавка более свежую говяжью ногу. Он незаметно протиснулся мимо идущих по обе стороны от него людей, лёгким движением своей руки на ходу проник в не до конца застёгнутую сумку пожилой дамы. Ловким движением подцепил кошелёк, сунул его себе за пазуху. Продолжил путь, оглядывая прилавки, полные мясных деликатесов. Это была его первая кража с поистине большой добычей. До этого ему удавалось стащить только пару злотых. В переполненном людьми трамвае. Или горсть конфет в большом магазине, когда охранники проходили между рядов и он переставал быть в поле их видимости.
Кацпер ехал в поезде Варшава – Катовице. Он подумать не мог, что, выйдя из тюрьмы, где провёл последние два года жизни, его потянет к родным пенатам. В город его детства, на его Родину. Он не был там с тех пор, как уехал оттуда в шестнадцать. Точнее, сбежал. Сейчас ему было уже тридцать два года. Что он мечтал там увидеть, почувствовать, ощутить. Кацпер не знал и сам. Он был настолько истощён, что просто ехал туда, ехал в надежде. Чтобы отдохнуть душой. Чтобы полностью переосмыслить свою жизнь. Которую он всегда считал жалкой и непригодной для себя. Но продолжал жить. Продолжал жить ту жизнь, которой жил всегда. Вести тот образ, придерживаться той морали и тех устоев, по которым жил столько, сколько себя помнил. Он понимал, что это неправильно. С каждым годом уходя всё дальше и дальше. В тёмные коридоры своей души. Боясь один раз зайти так далеко, что не сможет найти выход наружу и навсегда останется там. Гнить и прозябать во мраке своей души, источающей смрад и зловоние.