Неослабевающий поток мысленной рыбы накрывает сознание апельсиновым соком. Пригубить бы его манящие движения, да рот занят слово-раскраской!
Я вышла на балкон, чтобы пойти покурить, а сигарета вылетела у меня из пальцев. Из рук выскочила и полетела в далекие миры. Что ж, ладно, думала я, ничего не остается кроме как выхватить из нагрудного кармашка ромашку и съесть ее.
Балкон вдруг начал трещать. Мое тело стартануло переворачиваться, оборачиваться в кружащий момент. Весь мир обошел меня вкруговую! Небеса цвели незабудками, а синие шторки на окнах глазниц смялись и попали прямиком в готовящуюся урну. Она шелестела противно желтыми страницами. Слух уловил некие тонкие шепотки и как только мир снова встал на место, мое Я осознало себя сызнова.
То уже был не тот баллончик в шоколадной обертке, нет, то стало давно протлевшей кристалличностью, вместившей в себя толченку из стекольной свеклы. Красота настигала, расстилалась по горизонту от просторной земли до квакающих небес.
Электрические расчески подобрались к моим волосам слишком близко, от чего я испуганно заверещала:
– Клавиши пианино слишком много на себя берут! Отдай мои волосы назад, расчесочная краска! А не то я уйду в Дом и ничто меня больше не увидит.
Тут же беснование материи прекратилось, оставляя в воздухе едва уловимый шлейф безумной клубнички или вишенки. В моих руках материализовалась щеточка Вермейера, которая в далекие и негаданные времена вытащила из небытия смешного Яна Крейцера, что сыграл в Высоте Стекла марочную роль.
Смехом огласился просторный балконец. Лес, что крадучись вытанцовывал медленный танец внизу, глухо застонал, вторя издаваемым мной звукам. Величава была музыка. Слова сыпались как сыплются пригоршни золота в мои цепкие лапки.
