Он был один. Нет, не в том смысле, что в данный временной промежуток он находился почти в пустой комнате, лишенной каких бы то ни было предметов мебели, за исключением небольшого стола, стула и убогой кровати в углу, в совершенном одиночестве. Он был один, не имея родственников, друзей, знакомых, даже какого-то живого существа рядом с собой: кошки, собаки, птицы в клетке, рыбки в аквариуме. И ни мышей, ни тараканов, даже крошечных паучков не было в его крошечной комнате. Словно бы пространство вокруг него стало зоной отчуждения и смерти для всего живого.
Он сел за стол. Нет, не за стол из какого-то ценного красного или орехового дерева. Нет, за обычный деревянный стол непонятного происхождения – расшатанный, покосившийся, с облупившейся на ножках краской, чудом не разваливающийся под тяжестью его рук. Стул под ним жалобно, словно собака, заскулил и качнулся в правую сторону. Наверное, очень скоро угол его отклонения от нормального положения окажется критическим, и он развалится на мелкие деревяшки. Пока же стул стонал, скрипел, кряхтел, но каким-то чудом сохранял равновесие.
Он выложил на стол свой обед. Нет, он не выложил кусок мяса, приправленный разными специями, прожаренный на медленном огне и украшенный листьями салата или пучком зелени, усыпанный укропом и шпинатом. Он не выложил запеченную в духовке курицу, предварительно натертую специями, лимоном и горчицей. Он не выложил на стол ни сыра, ни колбасы, ни фруктов, не поставил тарелку с каким-то привычным блюдом домашней кухни. Его невзрачный обед был сегодня таким: несколько сваренных картофелин, немного черного хлеба, огурец среднего размера, половина шоколадной плитки, соль в спичечном коробке. Все это он предполагал запить водой.
В центре стола он разместил еще дымящуюся картошку, затем аккуратно, даже с какой-то нежностью и робостью разрезал хлеб на небольшие куски, посолил их и положил слева от своего основного блюда. Затем нарезал огурец колечками, так же, как и хлеб, посолил каждое из них и сложил две маленькие горки справа, одно колечко на другое. Чуть выше кусочков хлеба и двух башенок из огурца он положил на столе кусочки шоколада, служившие ему десертом. Идеально! Теперь это был не просто обед как способ утолить голод. Нет, весь процесс приобрел некий скрытый смысл, известный лишь ему.
