Духи отдыхали у реки.
Они вчетвером сидели вокруг костра, над которым кипело отдававшее ядовитой зеленью варево в почерневшем от сажи котелке. Каждый держал в руке по граненной рюмочке, иной раз опрокидывая ее в свою темную бесформенную пасть. Духи, конечно, имели некое подобие формы, но только это их и выдавало на фоне зеленого берега холодным строем проходящей мимо безымянной речки. Пламя костра порой вздымалось, крутилось, вертелось, притихало, словно порывы ветра рвали его. Но ветра не было. Шаман вот уже в который раз наблюдает, как пламя старалось вырваться из круга духов, которые даже не отбрасывали теней. Но не ветром оно порывалось. Шаман ни разу не ощущал здесь на себе даже легонького ветерочка, шепота, который мог бы пронизывать его одежды, растрепывать его черные волосы. Движение в этом мире принадлежало только пламени. Деревья застыли в немом шелесте листьев, словно на стоп-кадре. Птицы не пели, не летали, муравьи никогда не заползали под штанины, а небо застыло в фиолетовом гнетении. Только пламя противилось всеобщему сну. Духи всегда были на одном и том же месте, всякий раз, когда Шаман приходил сюда, словно оберегали костер, а может, наоборот, сторожили чужой сон от импульсивных и детских порывов костра. Они не говорили ему, почему здесь, награждая лишь около-ответами, двусмысленными наводками, притчами и прочим мусором. Но Шаман все равно приходил сюда, зная, что не получит прямого ответа.
Шаман прислушался к собственному дыханию – его не было. Легкие не вздувались и не опускались, а сердце не отдавало ритмичный такт. Тем не менее Шаману было легко ступать по неровной поверхности берега священной реки. Где-то там его тело отплясывает бешенный танец вокруг костра с бубном наперевес, а изо рта вылетают крики животных, чьи тени уже приходили к нему, и он в священном ритуале изловил их и приручил, дабы сделать их своими помощниками. Шаман дотронулся до своего ожерелья на груди, металлическим треском отпугивающего от хозяина злых духов. Вот форма кролика, его первого помощника, которого он приручил и который помог ему создать свой бубен. Рядом скользит под пальцами олень, чья тень появилась перед крыльцом Шамана, когда тот собирался отправиться в лес на уединение. Олень шел рядом с ним всю дорогу, а по прибытии на выбранное дыханием Шамана место пробыл с ним все дни и ночи, даже наблюдая строгим взором за приготовлением пойманных и убитых хозяином животных, чтобы тот выказывал им должное уважение. Рядом была птица, орел, чью тень Шаман подстрелил из собственноручно изготовленного лука. Птица, которая родила Шамана, вновь вернулась к нему, чтобы оберегать в странствиях по Верхнему миру, который ждало его на вершине старой березы, где птица, в свою очередь, по возвращении домой, свила гнездо. Верхний мир ждал его, но сам Шаман не спешил с посещением этого мира.
