Камень на камне

Даже не знаю, имеет ли смысл все это начинать. Наверно все-таки имеет. По словам моего отца, никогда не поздно начинать что-то хорошее. Меня зовут Нэйт Монро, и если ты, кем бы ты не был, нашел эту запись, то, вероятно, меня уже нет среди живых. Только не расстраивайся пожалуйста. Таким и был расчет. Немного странно осознавать факт своей грядущей кончины. Только сейчас я понимаю, как глупо вел себя всю свою жизнь, пытаясь не думать об этом моменте, как если бы этого можно было бы избежать. Самообман – худшая форма лжи. И мы все живем нем от самого момента рождения, прозревая лишь ближе к концу. Пожалуй, мне даже сейчас немного стыдно, ведь я прятал голову в песок, закрывал глаза, глубоко внутри надеясь, что этим что-то изменю. Черт, я ведь даже говорить об этом боюсь! Скажу сейчас банальные слова, но они банальны лишь пока не придешь туда, куда пришел я. В молодости все это кажется таким чужим и далеким, таким нереальным, чем-то, что может и вовсе не произойти. Глупо? Конечно, глупо. Если бы у меня был шанс вернуть все на пятнадцать лет назад, то я бы думал совсем иначе. Прежде до меня нельзя было донести и простейшей истины, все разбивалось о выстроенные подростковым разумом барьеры. А сколько всего можно было избежать, просто послушав старших в свое время? Странно, но, по большому счету, слушать я начал лишь некоторое время назад, и то, что я услышал, изменило мою жизнь, теперь уже навсегда. Кто знает, может и прежде, откройся я для опыта окружающих меня людей, изменения, подобные этим, приключались бы и гораздо раньше. Но, обо всем по порядку, если позволишь.

Я принадлежу к тем, кто родился до новой эры. То есть являюсь одним из тех, кто вынужден был расстаться с привычками и учениями, привитыми с раннего детства. Сейчас добрая половина живущих на Земле людей называет таких как я «старые люди». Во многом это справедливое название. Большинство моих сверстников так никогда и не сумеет принять то, с чем молодежь родилась, я уже не говорю о более старшем поколении, многие из которых предпочли не менять мировоззрение, и по-прежнему делают вид, что все обстоит в точности так же, как обстояло раньше. Трудно убрать с полки икону, которой молился всю свою жизнь в надежде на прощение. А еще труднее осознать, что никто и не собирался тебя наказывать. Я не консерватор, по крайней мере, стремился не быть им, но все же тех многих можно понять. Когда тебе в одночасье приходится отказываться от всего того, что передалось на генном уровне, ты невольно отталкиваешь эти изменения. Но, откровенно говоря, я довольно легко перенес эти нелегкие времена.