Известный карточный игрок и по совместительству не менее известный поэт Николай Некрасов в своё время обложил русских женщин таким гимном, что им по сей день впору или под лошадь бросаться или в горящую избу кидаться. Ушибленные этим гимном многие из них до сих пор грезят судьбою леди Макбет своих мценских селений, и матереют изрядно и мужают крепко.
Эта история не про них. Это история про Ульяну Семёновну. Маленькую, тихую, робкую старушку со слёзно добрыми глазами: коней на скаку не останавливала и в горящие избы не заходила. Хотя… Кто же знает? Фамилию её никогда не слышали, совсем не помнили, потому и не забыли навсегда. Точно известно, что по фамилии она не была ни иванова ни петрова ни сидорова. Фамилия у неё была своя собственная и величали её Ульяной Семёновной.
Каждую весну её маленький ветхий домик расцветал примыкавшим к нему огородом-клумбой. Цветов было изобильно много и красиво. Они сторонились вдоль периметра, рассекали простанство аккуратными рядами тюльпанов, кустились кругами роз и выделялись островками гвоздик. И каждую весну, из года в год всё это великолепие исчезало буквально в один день. По поводу чего строились самые разные предположения: от нормальных до аномальных. И все эти предположения вместе с цветами чуть было не переехал бульдозер, в один из дней оказавшийся у дома Ульяны Семёновны, чтобы снести его раз и навсегда.
Враждебно большой, шумный железом, рычащий мотором, грозящий ковшом-забралом и чёрным выдохом из трубы. Танкоподобный монстр мирной эпохи «никто не забыт, ничто не забыто» был доставлен на место для сноса всего назначенного к забвению. Намечалась энергичная работа по зачистке пережитков прошлого. Намечалась не абы как, а в полном соответствии с буквой закона и согласно оформленному постановлению всех возможных министерств, комитетов, депратаментов, управлений и администраций.
Лязгая гусеницами и пугая выхлопом, огромный бульдозер угрожающе нацелился на дом, назначенный быть стёртым с земли и вычеркнутым из памяти. От одного только громыхания могучего двигателя дом сотрясался хлипкими стенами, дрожжал стеклами и стонал всем своим нутром, словно прося сжалиться над ним и его состарившейся хозяйкой. На мгновение железная машина замерла, тёмно выдохнула и двинулась на слом неуместно зажившегося прошлого. Движение было медленным и уверенным, неумолимым и непобедимым. Совсем немного и всё было бы закончено.
