Бегство… Следствие… Когда время…

Едва проснувшись, он тотчас понимает, что сегодняшний день ему предстоит провести в изоляции. Известный преступный авторитет Мозгун сегодня совершенно не форме. «Господи! – взмолился он. – Хоть бы – ничего! Сегодня только. И никаких решений!»

Мозгун выбрался из постели и поспешил к входной двери, на первый уровень, чтобы своим личным ключом блокировать вход в квартиру. Никого! Не принимать никого! А по телефону отвечать в ключе случайно изобретённого для этих страшных дней стиля.

Если бы он не был таким, каким являлся в действительности – небольшого роста, с реденькими бесцветными волосиками на голове и… в остальных местах, с мелкими, невыразительными чертами лица, то жизнь его сложилась бы, несомненно, иначе. И даже если бы он и числился, как и ныне, в числе самых влиятельных авторитетов криминального мира, жизнь его не была бы так безобразно тяжела.

Мозгун приблизился к окну и осторожно раздвинул ленточки жалюзи. Площадь Арбатские ворота. Второй год, то есть с прошлого тысячелетия, он живёт на этой площади и частенько видит проезжающий мимо кортеж президента. Президент похож на него. Ну, или он похож на президента. Только губы у президента толще и выпуклей, чем у него, а черты лица более определённы и однозначны. И президент умеет держаться. Каждый день. И утром, и вечером, и, возможно, ночью. Его жена выглядит сонной и глубоководно-подмороженной, но чёрт его знает, что скрывается за её кошачьей внешностью.

Конечно, вряд ли она способна терпеливо дожидаться вечером наверняка нередко задерживающегося на работе муженька, однако, можно предположить, она вполне способна регулярно заводить будильник на два или три часа ночи, чтобы по его звонку ритуально овладеть президентом.

Чёрт! Звонок.

Без сомнения, это Чис.

Действительно, он.

– Чем занимаешься?

Какое его дело, чем он занимается?!

– Да так, лежу, почёсываюсь. А что?

– Тут одно дело. Крайне срочное.

– Что там ещё?

– Комара убили. Шухер по всей Москве.

– Кто его?

– Неизвестно. Предстоят грандиозные разборки и, сам понимаешь, всё остальное. В его любимом казино, в туалете. На унитазе прирезали. Как барана, прикинь. И охрана, говорят, в это время там же над писсуарами кряхтела. Сразу два дуболома.

– Ладно, завтра, – скривился Мозгун.