И, если так задуматься, имеет ли все это смысл? Определенно. Но какой? Ответ на этот вопрос, так же как диалог с самим собой, должен прозвучать лишь в мыслях. Если только это не растянутая на 2 академических часа лекция по философии в высшем учебном заведении, преподающем гуманитарные науки.
Знаете, в таком университете, в котором вход обрамляют массивные колонны, а гостей встречают тяжелые дубовые двери, не знающие, что такое доводчики. И мраморно-гранитный пол, видавший за всю свою полутора вековую историю столько сюжетов под юбками, сколько не снилось ни одному ловеласу. Сквозь слегка мрачный холл, поднимаясь по внушительной лестнице, являющейся доминантной всего этого убранства в стиле мидлэйдж, где путь освещают только недешевые энергосберегайки, уютно разместившиеся в антикварных подсвечниках, попадаешь в огромный просторный холл. Где, на контрасте с входной группой, врезаны четырехметровые витражи, сквозь пыльные стекла которых пробиваются тысячи люксов света. Этакий Хогвартс на минималках.
Находясь в этих стенах, чувствуешь свою причастность к научному процессу, протекающему здесь уже много лет. Словно сами знания витают в воздухе. Ты, будто, можешь увидеть своими глазами каждое поколение выпускников, заканчивающих курс обучения здесь, стать частью этой истории. Хотя, на самом деле, в каком-то смысле это и есть так. В левом крыле находится бесконечно длинная стена почета, где можно взглянуть в слегка нервозные и уставшие, но, в тоже время, по-юношески наивные глаза лучших из лучших. Тот факт, что тысячи, а может быть сотни тысяч студентов, пусть и с переменным успехом, но совершили этот подвиг, уже вселяет уверенность, что ты-то явно не хуже этих остолопов.
Ну, еще бы, ведь ты профессор этого университета. И ты не понаслышке знаешь, что такое историческая антропология. Именно тобой написан целый учебник «Антропология и этнология в разрезе современной науки» в соавторстве с заносчивым умником, британцем Томпсоном. А так же два самостоятельных методических руководства для магистров гуманитарно-социальных наук. И еще с дюжину различных статей, опубликованных в международных научных изданиях. В общем, десять лет жизни, безвозвратно отданные науке, не прошли даром. Будучи доктором этих самых пресловутых наук, ты вправе позволить себе чуть больше вольностей, чем все остальные преподаватели, не имеющие этого статуса: можно перекроить расписание лекций под себя, чтобы гордо заявляться к обеду, а уходить уже в полдник, вечно занятый ректор в любой момент готов принять тебя в своем кабинете, даже если приемные часы давно закончились, а в твоем шкафу всегда есть початая бутылка дареного коньяка, носящего имя доблестного капитана Ричардра Хеннеси. Конечно, все это немного условно, но не лишено смысла. Во всяком случае, для меня.
