– Простите, вас по личному, – секретарша с извиняющейся улыбкой заглянула через полуоткрытую дверь и добавила:
– Говорят, что очень срочно.
– Переведи, Эвочка.
Она устало прикрыла глаза и круговыми движениями помассировала лоб и виски.
Срочно. У неё вся жизнь проходит под этим грифом. Тем, кто обращается к ней, всегда всё срочно. Потому, что может стать поздно.
Голос был незнакомый. Приятный женский голос, абсолютно без акцента, без этих характерных интонаций иврита с его певучими окончаниями слов и фраз. Ола хадаша? Совсем зелененькая? Голос убеждал, настаивал на встрече. Совершенно идиотская ситуация, но было в этом голосе что-то, мешавшее ей попрощаться и закончить непонятную беседу . Она пролистала свой еженедельник в поисках окна.
– На следующей неделе во вторник в 12 вас устроит? Кафе "Киюфим", цомет Ярконим.
На конце линии повисла пауза.
– А автобус туда идёт? Или маршрутка? И где это вообще? – в голосе звучала растерянность.
Так, ясно, без машины. Не доедет. Она любила это кафе в деревенском стиле, совмещенное с магазинчиком со всякой всячиной для дома и сада. И, как всегда, хотела убить двух зайцев одним выстрелом: во- первых, там вкусный кофе и прекрасный чизкейк, ну, а во-вторых, она давно хотела поменять занавески в приёмной. И вообще, пустая она оттуда не выходила. Любимые лягушки Симоночки были куплены именно там. К тому же, огромная стоянка.
– Так, а где вам удобно?
– Если нужно, я подъеду в Тель-Авив, куда-нибудь в центр. В районе Алленби, например.
– Хорошо, пусть будет Алленби, – она устало отвалилась на спинку кресла. – Кафе " Мишель". Номер не помню. Найдете?
– Да, конечно, найду, – на том конце провода вздохнули с облегчением.
– Отлично. В 12 ровно, – с нажимом произнесла она, попытать вложить в эти слова посыл, что опозданий она не терпит.
Они не могли не дружить.
Их мамы были подружками с детства и бегали вместе в Дом пионеров. Были там такие кружки: драма, художественное чтение и даже хоровое пение. Это была середина прошлого века, когда петь, декламировать, играть в спектаклях, художественно свистеть и импровизировать на балалайке можно было абсолютно бесплатно.
И они играли, и свистели, и пели и декламировали. В перерывах между этими важными делами делали уроки, сдавали экзамены, предварительно наевшись пятилистников сирени. Бегали на танцы в Дом Офицеров. Легко влюблялись и не менее легко расставались. Плакали и смеялись, кружились в своих юбочках солнце-клеш и взрослели – эти девочки, чье детство пришлось на грозные сороковые. Они любили свой теплый солнечный город, они росли на его улицах и во дворах, пользуясь той неограниченной свободой, которая возможна только на юге. Там, где дети здороваются с незнакомыми людьми и обращаются к друг другу "брат" и "сестра". У них не было тайн друг от друга, да и какие могут быть тайны у двух девчонок, живущих на соседних улицах, сидящих за одной партой с первого класса. Две Лиды – маленькая и большая. Так их звали в школе.
