– Па-о-лина! – голос папы донёсся откуда-то из коридора. – Пора вставать!
«Ну уж нет», – подумала Паолина.
Она быстро покосилась на дверь и зажмурила глаза так сильно, как если бы пыталась скрепить веки воображаемым клеем.
Может, и не звал её никто – просто показалось.
– Паолиночка? – папин голос звучал всё ближе. – Ты ещё спишь?
Паолина застонала. Убеждать себя в том, что папин голос ей только мерещится, было бесполезно.
– Ой, – пропищала ярко-жёлтая птичка Лили. Она сидела на подушке почти вплотную к правому уху Паолины, сжавшись в комочек: – Он же сейчас войдёт!
– И начнёт тебя щекотать, – промурчал серый плюшевый кот Кнутфеликс.
Кнутфеликс в обнимку с Шарли-Шлаппо, коричневым игрушечным зайцем, примостился под боком у Паолины.
– Ты будешь хохотать до колик в животике, – прошептала кудрявая овечка Вильма и поплотнее прижалась к Паолининой щеке.
Дверь распахнулась, и в комнату вошёл папа.
– Паолина? – позвал он. – С тобой всё хорошо?
– Нет, – ответил за неё енот Тимитом. – Она ничего не слышит.
– Ну и дела, – покачал головой папа. – Тогда мне, пожалуй, придётся немного её пощекотать.
– Не-е-ет! – взвизгнула кудрявая овечка Вильма. – Она же будет хохотать до колик!
– И тогда уж точно ничего не услышит, – проворчал Кнутфеликс. – Совсем-совсем.
– Хм, – задумался папа. – И что же нам делать?
Воображаемый клей соединил веки Паолины крепко-накрепко, но слух и фантазия остались при ней: она легко представила, как папа задумчиво чешет подбородок.
– Быть может, моя Паолина заболела? – продолжил размышлять вслух папа.
Он осторожно пощупал лоб дочери.
– Температуры точно нет.
– Зато болит горло, – пожаловался Кнутфеликс.
– И мурашки по всему телу, – пропищала Лили.
– Даже на попе, – наябедничал Тимитом.
Паолина хмыкнула.
Хи-хи-хи! Тимитому почти удалось её рассмешить, но, к счастью, папа не усомнился в серьёзности положения.
– О боже, боюсь, Паолина заболела смешинкой, – испуганно заявил он. – Это ужасно опасно, ведь смешинка может перерасти в настоящее хихиканье, которое нередко заканчивается ужасающим приступом смеха!
– И тогда Паолине точно несдобровать, – с ужасом добавила кудрявая овечка Вильма.
Папа упёр руки в боки, скривил рот и покачал головой.
– Мы не можем рисковать, – сказал он, – нам нужно срочно прекратить смеяться и завести серьёзный разговор.