Истории чистой любви, пронзающей как удар клинка, бескомпромиссной, не признающей никаких условностей и преград, воспетой еще Шекспиром, повторяются с той или иной степенью постоянства во все времена. Видимо бывают случаи, когда он и она находят друг друга, и это событие на подкорковом уровне является им с полной очевидностью. Тогда сложившийся пазл не могут разорвать ни клановые предрассудки, ни табу и запреты, ни страх, ни голод. Эти истории, случаясь иногда, порождают легенды, питают поэзию и искусство, оставляют глубокий след в душах людей. Каждому из нас когда-то хотелось пережить такое, но не каждому доводится, поэтому эти истории нас трогают, будят мысли о чем-то высоком и духовном. Никто не запоминает, что эти истории заканчиваются трагически, и это воспринимается как неотъемлемая часть жанра и неизбежность. Представить Ромео пьяным и толстым, а Джульетту – расплывшейся старухой, – на это не решился бы даже Шекспир.
***
Жить все труднее и труднее. Человек, как существо адаптивное, проявляет изворотливость и гибкость и в этих условиях тоже.
Мир, прорвавшись через череду всевозможных эпидемий, вступил в новую фазу. Надежды на полную победу человека над природой сменилась, наконец, осознанием бесконечности этого процесса. Каждая блистательная победа заканчивается возникновением нового препятствия, более тонкого и изощренного.
Коронавирус только приоткрыл нам удивительный мир неисчерпаемых возможностей природы по изобретению для людей все новых препятствий на пути к праздности, сытости и сибаритству.
Не без труда победив коронавирус, люди вступили в новую эру, о которой боялись говорить вслух. Что будет, если коронавирус начнет мутировать? Когда это произошло, человечество не сразу осознало, что эту битву оно проигрывает. На разработку противоядия уходило слишком много времени, в то время как вирус уже выдавал новый штамм. Наконец стало ясно, что угнаться за сменой свойств новых и новых штаммов становится невозможно. Однако люди всегда отличались живучестью и способностью адаптироваться к меняющимся условиям, что и обеспечило их выживание в самых тяжелых условиях.
Поняв тщетность разработки противоядий от новых и новых штаммов, светлые головы начали разработку эффективных средств индивидуальной защиты. Так появились всевозможные средства изолировать индивида от внешней среды. Дорогими и не вполне эффективными оказались эмульсии и аэрозоли, покрывающие тело непроницаемым для вируса слоем. Дыхательные пути защищались сильными фильтрами или регенераторами воздуха. Системы фильтрации сменились системами выработки дыхательной смеси искусственным путем. Это оборудование оказалось таким дорогостоящим, что человечество разделилось на элиту и натуралов. Элита, создав себе искусственную среду, продолжала жить, как ни в чем не бывало. Натуралы же, не в силах изолировать себя от токсичностей среды, постепенно оказывались инфицированы, и, по прошествии инкубационного периода, который становился все длиннее, погибали. Однако в этом процессе было много непонятного науке, поскольку этой категорией людей никто всерьез не занимался, считая их обреченной частью популяции. Их жалкий вид и следы увядания не оставляли особых надежд на выздоровление. Их количество исчислялось миллионами, и картина разрушительной деятельности инфекции становилась все разнообразнее, что не позволяло осмыслить закономерности или тенденции углубляющегося процесса. Общим было одно – люди с разной скоростью погибали от значительного количества самых разных штаммов. Люди продолжали жить со своими временными возможностями и большой долей непредсказуемости. Эта непредсказуемость уже встречалась у людей в древности, когда индивиды редко доживали до сорока. Время – субстанция относительная, и, как известно, оно может «лететь» или «тянуться». Однако, когда одни живут и процветают, а другие на их фоне проживают жизнь как мотыльки-однодневки, – несправедливость бытия одних жжет лютым огнем, а других наливает спесью, в лучшем случае – состраданием.