– Звёзды всё никак не отпускают, да, Гордон?
Мать уставилась на меня, уперев руки в бока. Вопрос повис в воздухе, оставив тяжёлое послевкусие.
Вместо ответа я угрюмо ковырял вилкой котлету-саморазогрейку. Пахла она так, что ум отъешь. Но под материнским взглядом, от которого в сердце сверлила невидимая дрель, есть не хотелось.
Я вздохнул. Разговор предстоял не из лёгких.
– Не отпускают, – буркнул я и отправил в рот кусок котлеты.
Женщина шумно вдохнула носом.
– Вот как? – тихо спросила она. – Прошлого раза тебе мало было? Хочешь повторить?
Я поморщился, и проглотил обиду вместе с пересоленым мясом.
– В этот раз всё будет иначе.
– Ну конечно! – голос матери зазвенел. – Посмотри на себя, герой! Как думаешь, для чего ты им нужен с твоими-то увечьями? Не догадываешься?
Я отодвинул тарелку. В горле пересохло. И соль тут не причём. Катастрофа отметила меня ужасными шрамами. И не только на теле.
– Я знаю, на что иду, – хрипло ответил я. Голосовые связки, несмотря на усилия врачей, так до конца и не зажили.
– Я тоже знаю. Чтобы стать их лабораторной крысой! И отдать то единственное, что у тебя осталось! Твой разум!
Я молча пожал плечами и тяжело поднялся со стола, опёршись на него бионической кистью. Да, теперь я калека, который навсегда распрощался с полётами. Но мысль, что вместо звёздной пыли я буду вдыхать пыль земных дорог, пугает до безумия. Как же всё относительно! Теперь же я скучаю даже по таким отвратительным явлениям, как перегрузки.
– Я не вынесу, если с тобой опять что-то произойдёт! – заламывала руки мать. В покрасневших глазах, давно не видевших сна, стояли первые слёзы. Хотя нет. Далеко не первые.
– Боже, Гордон, остановись уже! Хватит! Хватит этого безумия!
Я с жалостью посмотрел на неё. Обручившись со Вселенной, я знал, что она – эгоистичная стерва, которая требует тебя без остатка. И она не терпит соперниц. Мне столько хотелось рассказать матери, чтобы она наконец поняла. Что у меня нет другого выбора. Но вместо этого я сказал:
– Ты же знаешь. Я вернусь.
***
– Надумал-таки?
Мы с Василием шли по длинному коридору Центра подготовки к кабинету генерального директора. Ритмичный стук ботинок лётчика-космонавта и старательно скрываемая фальшь моей хромающей походки отскакивали от стен и неслись впереди нас.
– Надумал.
– Не жалеешь?
