Сегодня, 7 сентября 1985 года, Эмиль похоронил своего духовного наставника. В этой части кладбища, где покоятся христиане и евреи, всегда мало народа. Близился закат солнца. Стоял бархатный сентябрьский день, тихий и теплый. Эмилю некуда было спешить. Присев на скамейку напротив свеженасыпанной могилы, он закурил…
У покойного никого из близких не было. Хоронили его соседи и Эмиль. Последнюю неделю старик был прикован к постели. Нет, он не был тяжело болен. На семьдесят шестом году жизни силы покинули его, и он тихо угасал, сохраняя светлейший ум и способность логически мыслить до последнего вздоха. Смерть забрала к себе его немощное тело, а душа, вероятно, витает теперь далеко-далеко отсюда – над землей его предков.
Старика звали Генрих Гайбель. Он был уроженцем Штутгарта, небольшого городка в Германии. Мать-англичанка умерла при родах. Отец, врач по профессии, так и не женился вторично. Генриха воспитала бабушка. Затем были частная школа-интернат, медицинский факультет Берлинского университета и, наконец, частная практика. Во время войны Генрих, работая военврачом, попал на Восточный фронт. Война забросила его на Северный Кавказ, где под Моздоком, в 1943-м, он оказался в плену. И завертелся калейдоскоп мест заключений, последним из которых стала деревня в одной из южных республик СССР, что и определило дальнейшую судьбу Гайбеля. Женившись по любви на русской девушке, он так и осел здесь на долгих двадцать лет. После пятнадцати лет совместной жизни его Алёна умерла от рака груди. Детей у них не было. Больше Генрих не пытался жениться. А в 1964 году переехал в город. Справиться с формальностями ему помогли односельчане. (Кстати, по паспорту он стал русским). Гайбель поселился в старой части города – там, где всегда царят покой и тишина и камни мостовых недоступны для городского транспорта. Здесь жизнь словно замедляла свой бег, прислушиваясь к отголоскам старины, а высокие молчаливые стены с пустыми глазницами бойниц оберегали город от нашествия цивилизации…
Эмиль вновь закурил. Сегодня он похоронил своего учителя, во время бесед с которым абсолютно не чувствовал не только неуверенности в себе, но и всей шаткости своего положения. Общение с мудрецом всегда окрыляло его и усиливало веру в себя. Все в жизни Эмиля совершалось вопреки его пылким устремлениям, хотя и в соответствии с его страстной и противоречивой натурой. Порой блистательно остроумный, в иные моменты он был болезненно скрытен и застенчив. Жажда приключений и тщеславие не давали ему покоя. Неудовлетворенность самим собой помогала ему самосовершенствоваться. Он явно отличался от тех, кто жил будничной, размеренной жизнью, принимая ее такой, какая она есть. У него было маниакальное осознание собственной уникальности. Эта идея вела к самоуничтожению, но в то же время толкала к самопознанию, самоутверждению и самореализации. Даже втайне от себя самого он хотел одного – остаться, запечатлеться в этом мире. Большой очередной кусок жизни он посвящал какому-то определенному занятию, но каждый раз предавал свою мечту. Слишком уж часто у него не хватало силы воли отмахнуться от стаи ежедневных забот и мыслей, не имеющих ничего общего с музыкой, наукой и литературой. Он вечно грезил о будущем, предвкушая счастье достижения цели, и не подозревал, что полученные авансом наслаждения умаляют и сводят на нет истинные впечатления в момент реального исполнения желаемого. Долгое ожидание размывало краски, и сам факт являлся блеклым, а отнюдь не ослепительным событием.
