СОМНЕНИЕ
– У тебя есть дети? – спросил Носик.
– Есть, сын. – ответил Михалев.
– Ты его любишь?
– Нет.
– Почему? – удивился Носик.
– Мать его не люблю и его не люблю. – ответил Михалев мрачно.
– Не люби-и-ишь! – протянул Носик. Он помолчал, потом сказал коротко, как отрезал. – Не любишь.
Какое-то время они сидели в тишине, но Носик не удержался и задал очередной вопрос:
– За что ты мать его не любишь?
Михалев сказал сразу, не думая:
– Потому что она …
Он назвал её очень обидным для женщины словом.
Носик с интересом смотрел на Михалева, но когда услышал ругательство, то испуганно отвёл глаза в сторону и притих. Казалось, что Носик боится пошевелиться, чтобы не привлекать к себе внимание Михалева.
– Не бойся, – сказал Михалев, – я не злой. Просто она меня обманула и очень этим обидела.
– А если моя мама тебя обидит, то она тоже станет …
Носик смутился, но слово произнес.
– Нет! – твердо сказал Михалев. – Даже если она меня обманет, я всё прощу.
– Почему?
– Люблю её. – с тихой улыбкой ответил Михалев.
– А меня, – Носик отвернулся от Михалева, – меня будешь любить?
– Почему буду? Я уже люблю тебя. – усмехнулся Михалев.
Он положил тяжёлую руку на белобрысую голову Носика, потом рука плавно соскользнула к подбородку мальчика, и два пальца Михалева обхватили и некрепко сжали курносый нос, из-за которого мальчика и прозвали Носиком.
– Эх, ты! Носик-курносик!
Больше они не разговаривали. Молча кидали удочки и сосредоточенно смотрели на воду. Но, увы, клёва не было. В дремотной тишине вечера только малек плескался в реке, пищали комары со всех сторон, и стрекотал кузнечик в высокой траве у берега.
– Не видать нам сегодня рыбы, Носик. Нету клева. – с досадой сказал Михалев. – Пойдем домой.
Они собрали снасти. Вышли на дорогу. Михалев взял тонкую ручку Носика в свою мозолистую ладонь, и они пошли рядом. Михалев шагал размашисто и крепко ставил на землю ноги, обутые в резиновые пыльные сапоги. Носик же семенил рядом, пытаясь попасть в такт шагов Михалева, но у него это плохо получалось, и он постоянно сбивался. Его худенькие ноги болтались в широких голенищах сапог и при каждом шаге глухо стукались о твёрдую резину. Михалев не замечал этого. Его лицо было напряжённым, какая-то мысль не давала ему покоя.
В надвигающихся сумерках две фигуры удалялись по дороге. Уходящее солнце как будто обсыпало золотой пылью верхушки деревьев и тёмно-синий горизонт неба. На берёзах уже кое-где выделялись на фоне зеленых ещё крон редкие, тронутые желтизной, пряди. Близилась осень.
