Городок наш маленький да к тому же еще и северный. Далекий очень от всего остального, что есть на свете. Как сказал наш физрук Абливин Юрий Сергеевич: «Редкая птица сюда долетит и не сдохнет, если не тренируется». Правда, сказал он это, когда Ромка Муха с брусьев свалился на уроке физкультуры. Свалился на маты и лежит. Тут бы все ничего, ну, лежит Муха и лежит, полежит и встанет, но нет же…
Сережа Самсонов, отличник по всем видам школьных наук, как всегда, решил нарисоваться. Он прошел к брусьям мимо Ромки, ловко так запрыгнул на снаряд и хлоп – стойку на плечиках. Умница, короче. Его так все учителя называли.
– Молодец, Самсонов! – улыбнулся физрук. – Давай соскок! А ты, Мухамаддеев, отползай!
Муха почти по-пластунски, пузом, съехал с матов, а на его место Самсонов – бац – и приземлился. И встал, как Гагарин на пьедестале, – сам в струнку, а руки вниз и в стороны. И гордо так смотрит на плафоны на потолке. Как будто там космос. Вот за такие штуки мы его и не любили, и звали Самсонькой. Хотя он сам себя Самсоном предпочитал называть. А потом мускул на руке напрягал, чтобы сильным казаться. Говорил, что такой бицепс даже под пиджаком читается. Но только мы его пиджак не читали и за своего совсем не принимали. Мы, пацаны, сами по себе, а Самсонька – он как бы с учителями, на другой стороне. Поэтому в этот раз Генка Шишкин не выдержал и выскочил из шеренги.
– Эх ты, Самсоня недоделанный, а говорил, что добрый сам – муху не обидишь! – Генка скорчил Самсоньке рожу и вскочил на брусья.
– Шишкин, а ну, слезай со снаряда! – строго крикнул физрук. – А то опять убьешься!
– Смотри, Самсонька, – крикнул Генка, не обращая внимания на учителя, – а ты так можешь?
Вскочил он на брусья ногами и прям оттуда, с верхотуры, раскорякой крутанул сальто. Весь наш седьмой «А» так и ахнул. Только прилетел Генка не на маты, как бы надо было, а прям в физрука. Тот его поймал на руки, совсем как жених невесту, только с другим настроением. Потому что опустил он летуна на землю и сразу за ухо схватил:
– Шишкин, ты не только себя, – по слогам проговорил Абливин, – ты и меня мог инвалидом сделать!
И вот тут распахнулась дверь, и в спортзал вошла целая толпа народу с директором школы Хурсенко Пал Васильичем во главе. Мы его меж собой Хурсей звали, даже не знаю почему.
