Восточная быль Шахерезады

1.

Городок Т., веками дремавший у самого порога необъятной пустыни среди проплешин солончака и зарослей верблюжьей колючки, был так мал, что обитатели его противоположных окраин могли с легкостью видеть друг друга, взобравшись на плоские крыши своих саманных жилищ.

Но картина решительно изменилась, когда рядом развернулась великая стройка. Будто по мановению джинна, сюда, в эти края, подобно тучам саранчи, хлынули орды чужаков – русские, кавказцы, корейцы, крымские татары, немцы, турки-месхетинцы и прочие инородцы, всех не перечесть. В считанные недели город оказался в тройном кольце вагончиков-контор и сборных бараков-общежитий. На пологих холмах, повсюду, куда достигал взор, быстрее весенних маков поднялись скопища подъемных кранов и железных мачт. Полчища вертких, настырно снующих самосвалов стерли в мелкую пухлую пыль всю степь вокруг, и овец пришлось перегонять за пределы самых дальних пастбищ. Гул великой стройки не умолкал ни днем, ни ночью, ее мощный многоязыкий водоворот бесцеремонно втянул в себя неторопливое течение местной жизни. Теперь даже аксакалы не удивлялись тому, что важные новости не успевают облетать Т. на протяжении дня, а то и вовсе гаснут по дороге.

Вот почему ни друзья Джанджигита, ни друзья их друзей, ни кто-либо из земляков ничего не могут сообщить о завязке этой драматической истории, отголоски которой впоследствии заставляли содрогнуться – и не раз – даже самые черствые сердца.

Всё открылось как-то вдруг, с середины, вспоминают друзья Джанджигита.

2.

Свои свободные вечера они проводили обычно всей компанией на берегу канала или в старой чайхане у трех карагачей, а то у кого-нибудь в гостях, и Джанджигит неотлучно находился с ними, в общем кругу, хотя и держался неприметно в силу своего кроткого, даже робкого нрава. С таким характером лучше бы родиться девушкой. Случалось, друзья подтрунивали над ним, но всегда – добродушно.

И вот однажды они спохватились, что уже третий день подряд никто из них не видит Джанджигита и не имеет о нем никаких известий.

Не испытывая, впрочем, никакой тревоги, друзья отправились к нему домой.

Еще издали они заметили у знакомого дувала его синий самосвал, а вот и сам Джанджигит вышел через низенькую калитку на пыльную улицу. При виде нежданных гостей он остановился, потупив взор, а на его нежных, с персиковым пушком щеках заиграл яркий румянец.