Одиноко незрячее солнце смотрело на страны,
Где безумье и ужас от века застыли на всем,
Где гора в отдаленье казалась взъерошенным псом,
Где клокочущей черною медью дышали вулканы.
Были сумерки мира.
Но на небе внезапно качнулась широкая тень,
И кометы, что мчались, как волки, свирепы и грубы,
И сшибались друг с другом, оскалив железные зубы,
Закружились, встревоженным воем приветствуя день.
Николай Гумилев
Когда Эбрахаму Сильвербергу доложили о находке, он был в
бешенстве. Но длился приступ иступленной ярости не больше пяти
минут. Его психика давно стала инертной, и эмоции не держались
долго; это же он замечал в последнее время за другими. К тому
времени, когда нарушителя привели к нему, ярость капитана сменилась
обычной апатией, а про желание первым делом тряхнуть недоумка, как
тряпичную куклу, он и вовсе забыл.
Жалкий идиот. Естественно, этот Брешковиц не мог предполагать,
что все, что он вытворял наедине, не оставалось тайной для
командования и что священное privacy на борту грубо нарушалось.
Никто из экипажа, кроме капитана и старшего помощника, не знал, что
во время переоборудования в Испании в каждой каюте была установлена
скрытая камера. Изображение с них не отслеживалось в режиме
реального времени (хотя для профилактики самоубийств и это
первоначально делалось). Но при возникновении подозрений можно было
просмотреть запись за любой из последних дней. А подозрения
возникли.
Взять хотя бы остекленевший взгляд, с которым калифорниец часто
приходил на мостик. Или тот случай, когда он ночью разговаривал сам
с собой, будто беседовал с кем-то по телефону. Половину свободного
от вахт времени он проводил в комнате отдыха, где смотрел старые
комедии — с убранным до минимума звуком. Смеялся до слез, глядя на
безмолвные выкрутасы Джима Кэрри или Майка Маерса, один в пустом
зале.
Кого же этот долбаный Центр Национального Спасения прислал?
— Как это понимать? — только и спросил капитан, когда Роберта
привели к нему в каюту.
Джон Ковальски, старший помощник, выполнявший на борту функции
блюстителя закона, — дюжий поляк (вернее, до попадания в
«плавильный котел» его предки были из этой нации) — встал за спиной
нарушителя режима, хотя вряд ли в том была необходимость. Вид у
пойманного с поличным был спокойный, глаза не бегали. Он, казалось,
ожидал этого со дня на день и давно смирился со своей судьбой.
Капитан не думал, что тот способен схватить со стола ножницы и
всадить ему в грудь.